хватило дуэли в Нохе, вернее, того, что ей предшествовало. Алва скрытен, как Леворукий, но не нужно быть ясновидцем, чтобы понять – маршала пытались убить, не вышло. А вот Муцио убили. Ариго и Килеан отправились в Закат, убийцы Скварца выражают надежду на его возвращение и изображают вселенскую скорбь… Мерзость…

За Монти-Остро «Черный ворон» повернул на запад, «Влюбленная акула» – на юг, а «Бравый ызарг» отсалютовал уходящим четырьмя холостыми залпами, лихо вспенил воду и помчался домой.

Галеру Дерра-Пьяве скоро скрыли полосатые скалы, но «Ворон» все еще виднелся среди невысоких зеленоватых волн, становясь все меньше и меньше. Марсель загодя разжился зрительной трубой и за какими-то кошками уставился на две фигуры на корме. Капитан Рангони и генерал Вейзель…

Паршивая все-таки вещь – разлука, а бергер своей каменной физиономией и вовсе превратил ее в похороны. Савиньяк тоже мог бы поменьше вспоминать о том, что писем из Олларии по-прежнему нет. Эмиль не хотел оставаться, вернее, не хотел, чтобы они разделились… Закатные твари, неужели они больше не встретятся?

На душе стало почти так же муторно, как перед взрывом Веньянейры. Ничего нет глупее, чем смотреть в спину уходящим, вечно лезет в голову всякая чушь! Марсель ощутил острую необходимость в собеседнике, и тут судьба послала ему Ворона. Кэналлиец медленно прошел по куршее и стал на носовой платформе, глядя куда-то вбок. Кажется, там находился юго-восток, но полной уверенности у виконта не было. Валме облокотился о борт рядом с маршалом и брякнул первое, что пришло в голову:

– Рокэ, вы когда-нибудь проигрывали?

– На войне и в карты – нет. Впрочем, я играю редко… Да и войны, которые мы ведем, далеки от совершенства.

– А чем вам не понравилась наша война? – возмутился Валме. – Савиньяк прав, победа просто преотличнейшая.

– Армия войны всегда бьет армию мира, – Рокэ все так же вглядывался в даль. – По крайней мере вначале. Это один из основных законов.

– Вечно вы говорите загадками! – взвыл виконт. – Я же не генерал какой-нибудь…

– Будь вы генералом, вы бы или замечали очевидное, или нет. Курт прекрасно знает, что получится, если к двум пушкам прибавить десять мортир, но сложить две армии с тремя урожаями, вычесть одного предателя и разделить на трех дураков он не в состоянии. То, что война – продолжение политики иными средствами, повторяют все кому не лень, но это – чушь. Мира в Золотых Землях нет уже круга четыре, а есть продолжение войны иными средствами. То бишь политикой.

– Мира нет, а армии мира есть?

– Конечно, правильней их назвать армиями политиков, – Алва наконец соизволил повернуться к собеседнику. – Армиями, которые десятилетиями не воюют, а пугают чужих и вдохновляют своих. Это безобразие существует только в спокойное время и первые несколько дней настоящей войны, после чего гибнет. Выигрывает тот, кто ухитрится первым выставить армию, заточенную под войну, не приемлющую и не желающую мирной жизни. Обычно это лучше выходит у тех, на кого нападают. Страх за свой дом, обида и желание отыграться прямо-таки чудеса делают…

– Много бы дуксы сделали без вас.

– Дуксы бы не сделали ничего, – хмыкнул Ворон, – на то они и дуксы, но Джильди и Скварца сделали бы, потому что они – люди войны. Просто они раньше не сталкивались с такой толпой, вот и пришлось их слегка встряхнуть.

Красное солнце коснулось воды, рявкнула вечерняя пушка, салютуя закату. Алва вновь уставился в багровеющие дали, но Валме не имел ни малейшего желания думать о вечном. Виконту хотелось продолжить разговор: во-первых, это отвлекало от пакостных мыслишек, а во-вторых, когда они вернутся в Олларию, парадоксы Ворона украсят любую беседу.

– Рокэ, – деловито спросил Марсель, – мы разобьем «павлинов»?

– Если дойдет до войны, несомненно. Гайифа гремит оружием на все Золотые Земли, но всерьез в ход его не пускала со времен Золотого договора. Второго, само собой… Попыталась невсерьез, вышло печально, потому что мориски оказались не тем, что о них думали. «Павлин» кое-как отряхнулся, почистил оставшиеся перья и вернулся к привычному рациону, за что Капрас и поплатился.

– Значит, мы победим, – удовлетворенно вздохнул виконт. – Не поймите меня превратно. Я не то чтобы волнуюсь, но господину Вейзелю что-то не нравится.

– Господину Вейзелю не нравится ничего, кроме его пушек и его жены. Впрочем, он довольно часто оказывается прав.

– А теперь?

Герцог пожал плечами, глядя на пенные буруны, потом вполголоса запел что-то кэналлийское. Галера шла у самого берега, оттуда тянуло дымом и полынью, над горизонтом зло мерцала одинокая звезда. Разговор был окончен.

Глава 3

Талиг. Оллария

399 год К.С. 14-й день Летних Молний

1

«Мама, если ты не согласишься, я откажусь, но Монсеньору не нравится наша фамилия. Он хочет, чтобы я ее забыл навсегда и стал рэем Кальперадо. Рэй – это по-кэналлийски будет «барон» и даже больше. Кэналлийские рэи в Талиге считаются баронами или графами. Понимаешь, Монсеньор – властитель Кэналлоа, он может давать титулы, и они сразу становятся законными, но если ты обидишься…»

Она обидится! Создатель, неужели Герарду могла прийти в голову такая глупость… Нет, дело в другом – сыну стыдно отказываться от отца. Ну и зря. От такого, как Арнольд, отречься не грех, но зачем это Монсеньору? Святая Октавия, она все чаще называет синеглазого герцога, как Герард.

Монсеньор… Думала ли она хоть когда-нибудь? Думала! Только и делала, что думала, только другим не говорила. Когда родился Жюль, она едва не предложила назвать его Рокэ, но потом схватила себя за язык. И не потому, что догадались бы о ее тайне, просто сыновья слишком часто удаются в отцов. Арамона по имени Рокэ, что может быть ужасней?! А теперь Герард станет бароном. Кальперадо… Герард Кальперадо. Звучит странно, но красиво…

– Милая Луиза, – знакомый писк заставил женщину вскочить, – что пишет ваш чудесный сын?

– Ваше величество, у него все хорошо.

– Надеюсь, они скоро вернутся, – тихо произнесла Катарина, вновь склоняясь над сонетами Веннена. Луизе очень не хотелось надеяться на одно и то же с хилой мерзавкой, но иначе не выходило. Унять Манриков мог только Первый маршал.

Госпожа Арамона свернула письмо и положила на стол. Никаких тайн в нем не имелось, и его наверняка четырежды прочли до того, как передали ей. Манрики и прочли. Теперь все проходит через веснушчатые руки Леонарда, и это противно. Капитанша со злостью всадила иголку в натянутый на пяльцы ядовито-зеленый шелк, на котором распускалась поросячьего цвета роза. Дворец вообще заполонило розовое и зеленое, одно слово – Манрики!

Луиза спала и видела, как вернувшийся Монсеньор задает трепку обнаглевшим выскочкам. И это при том, что ей с девочками ничего не угрожало. Новый кансилльер прямо сказал, что рассчитывает на помощь госпожи Арамона и умеет быть благодарным. Леопольд и Леонард ненавидят