Они долго молчали, стоя у печки, освещенные изменчивым светом свечи, пламя которой металось от их дыхания.

Манус ушел к столу, налил себе коньяку, сделал несколько глотков.

— Я пришел к вам не за спасительным кругом, видит бог, — сказал он оттуда и, вернувшись к Грубину, продолжал, быстро оживляясь — Дорогой мой друг, ваша прославленная осторожность ослепила вас. Поймите, мое положение сейчас неуязвимо… — Он помолчал и повторил энергично и раздельно — Не-у-яз-ви-мо!

— Могу сказать одно… — повернулся к нему Грубин. — Пока вашим ангелом-хранителем является Протопопов и пока он министр внутренних дел, вам бояться нечего. Весь вопрос — достаточно ли надежный ангел-хранитель у самого Протопопова?

— Ха-ха-ха! — вдруг громко расхохотался Манус— По-моему, самый надежный. Сейчас в России сильнее мамы пет никого и ничего. Что вы на это скажете?

— Да, пожалуй, вы правы, сейчас сильнее царицы нет никого, — серьезно ответил Грубин.

— Сейчас и во веки веков аминь! — веселым голосом возгласил Манус. Грубин с его мрачной осторожностью просто не разобрался, что означает его «лавина», он не понимает и того, кто эту лавину породил. — Именно я, Манус, сделал это и потому ее жертвой стать не могу…

Грубин был доволен собой. Он позволил себе минутную жалость к Манусу, но не сказал ему всего, что мог сказать.

Утром Грубина разбудил телефонный звонок. Вылезать из-под одеяла в застуженной комнате не хотелось — наверно, опять Манус… Звонок не прекращался. Надев теплый халат и шерстяные носки — он очень боялся простуды, — Грубин подошел к телефону.

— Это господин Грубин? — услышал он подобострастный голос— Вас беспокоит агент по продаже мебели. Мне сказали, что вы в связи с отъездом хотите продать свою обстановку.

— Что? Повторите, не понимаю, — взволнованно начал Грубин и, взяв себя в руки, ответил — Я мебелью не торгую… — Он швырнул трубку на рычаг, и ему сразу стало жарко. Сон как рукой сняло. Что это за звонок? Кто мог знать, что он собирается уехать?

Грубин торопливо оделся. Прежде всего нужно немедленно проверить, если ли слежка.

Он вышел из парадной двери на Морскую быстро, внезапно — на той стороне улицы метнулся было и замер, повернув лицо к облупленной стене, господин в длинном черном пальто и меховой ушанке.

Извозчик, как всегда, с девяти утра ждал его за углом, на Гороховой. Грубин шел туда медленно и, только завернув за угол, подбежал к возку, бросился на сиденье:

— На Невский, быстро.

Застоявшийся конь легко подхватил возок и сразу пошел крупной и хрусткой по снегу рысью.

«Надо почаще менять извозчика, — думал Грубин. — Теперь, пожалуй, надо на каждый день заказывать нового и просить ждать в новом месте. Но, может быть, господин в черном пальто вовсе не слежка?..»

Грубин ткнул извозчика в спину:

— Поверни назад, я забыл бумаги.

Когда они заворачивали, навстречу, чуть не столкнувшись с ними, пронесся возок с господином в черном пальто. Рядом с ним сидел еще один, в поддевке.

«Так… У них тоже был приготовлен извозчик, — сказал себе Грубин. — Интересно, куда они теперь денутся…»

На площадке бельэтажа своего дома Грубин через окно смотрел на улицу. Прошло минут десять — на противоположной стороне улицы, из-за угла с Гороховой, появился широкоплечий мужчина в поддевке. Он шел медленно, опустив голову, точно в глубокой задумчивости, потом оглянулся и стал наискось переходить улицу, направляясь к стоявшему у подъезда грубинскому извозчику, поговорил с ним и пошел дальше.

Грубин быстро спустился по лестнице, вышел на улицу и сел в возок.

— Как было велено? — спросил извозчик.

— Да. На Невский. Тебя господин хотел сманить?

— Да нет, ваше благородие, только спросил, свободен ли, и все тут…

Респектабельный, в дорогой шубе с бобром и бобровой шапке с бархатным верхом Грубин сидел, важно выпрямившись, не глядя по сторонам, и лихорадочно думал, что делать. Он осмотрелся, только когда слезал с возка у Коммерческого банка. Те двое на своем извозчике остановились двумя домами раньше и стояли там на тротуаре, разговаривали.

Итак, бесспорно, слежка. Но кто ее послал? И что делать? Грубин думал об этом все два часа, что находился в банке, сидя в справочном кабинете и перелистывая старые котировочные таблицы.

Его особенно тревожили грубость и непрофессиональность слежки — почему агенты действовали так вызывающе открыто, кустарно? Но, может, у охранки уже не хватает хороших работников? А может, это вовсе не охранка? Но нет, военная контрразведка тоже так топорно действовать не могла. Тогда кто послал за ним этих кустарей?

Грубин позвонил Манусу домой, его не было. Он стал звонить по всем известным ему телефонам банкира и наконец нашел его в правлении Международного банка.

— Мне крайне необходимо вас повидать, — сказал Грубин и, опережая возможные возражения, добавил — Я сейчас к вам заеду, — и положил трубку.

Он назвал извозчику адрес и внимательно осмотрел улицу. Человек в поддевке побежал к своему извозчику. Грубин приказал своему ехать медленно и вскоре увидел агентов, ехавших за ним позади.

Возле правления банка, когда извозчик остановился, Грубин не торопился слезать, ждал, когда те подъедут ближе: здесь свернуть им было некуда, и они остановились в каких-нибудь пятидесяти шагах и тоже не вылезали из возка.

Грубин вошел через огромную дубовую дверь, открытую перед ним величественным швейцаром с черной бородой и усами, в вестибюле сдал шубу гардеробщику и не спеша пошел наверх в кабинет Мануса.

Манус, навалившись мощной грудью на стол, молчал и, прищурив выпуклые глаза, выжидательно смотрел на Груби па.

— За мной ведется слежка, — не здороваясь, сказал Грубин.

— А чертей вы еще не видите? — спросил Манус.

— Я говорю совершенно серьезно. За мной ведется слежка. Два агента таскаются за мной третий час. Сейчас они ждут меня недалеко от вашего подъезда.