Не это ли убедительное доказательство того, что я правильно понял волю Всевышнего, хотя знак, поданный Им, был на этот раз не таким определенным и ясным, как прежде.

5. Уолтер Петтиджон

Я всегда приезжаю в управление до начала работы, а в это утро, в четверг, явился раньше обычного. Расследование дела Стиффлера не продвинулось ни на шаг, ребятам не удалось найти ни одной зацепки. Потому-то мне и хотелось ещё раз перечитать их донесение, чтобы рекомендовать тот или иной путь действий.

Когда я проходил мимо Кармоди, дежурного на телефоне, он сказал: «Доброе утро, кэп!», как говорит всегда, если не слишком занят. Я на минутку задержался возле него:

— Какие новости, сержант?

— Поножовщина в Саут-Сайде сразу после полуночи. Под контролем. Хулиган с ножом задержан. Два ограбления на Спидвее. По почерку те же громилы, что раздели Стоуна. На этот раз их добыча оказалась мизерной. Вот, пожалуй, и все, если не считать избиения прохожего на Мейер-стрит.

Нападение на людей на Мейер-стрит — дело зауряднейшее. Эта часть города буквально кишит мелкой уличной шпаной, главным образом неграми и мексиканцами.

— По делу Стиффлера ничего нового?

Кармоди покачал головой. Затем, услышав требовательный сигнал зуммера, поднял трубку.

Конечно, я и не ожидал особых новостей. Ночью продолжают расследование лишь в редких, исключительных обстоятельствах. Тем не менее, всегда есть вероятность, что обнаружатся новые, пусть даже маловажные факты.

Верхним в корзине для входящей документации лежало донесение лейтенанта Шредера. В нем говорилось, патрульная машина номер восемь продолжала вести наблюдение за домом Медли вечером и ночью через определенные интервалы. В 21.20 дом был погружен в темноте, а автомобиль владельца стоял под навесом. В 22.10 у Медли горел свет, а все дальнейшие проверки в 00.40 и позднее в течение ночи, подтверждали, что машина на месте, а свет в доме погашен. Пока всё соответствовало тому, что Медли сказал Фрэнку и Рыжику, — вечером он намеревался пойти в шахматный клуб. Признаться я до сих пор удивляюсь, что согласился с предложением Фрэнка держать дом Медли под наблюдением. Судя по тому что я слышал о Джоне Медли, он вне подозрений. У Фрэнка время от времени возникают нелепые идеи.

Следующим документом было донесение Фрэнка Рамоса. Ничего ценного в нем не было. Там же лежало донесение о Медли, составленное Джеем Бирном, но его я уже читал.

Оставалось несколько минут до того, как в управлении начнут появляться сотрудники. Первым пришел Рыжик. Ферн Кахэн — отличный парень, гениальным его не назовешь, но он трудяга и не отрывается от реальности. Я предпочел бы иметь ещё одного такого, чем трех умников вроде Рамоса. Ничего не могу с собой поделать, но не лежит у меня душа к Фрэнку. И совсем не из-за предубеждения против мексиканцев. Наоборот, я считаю совершенно необходимым иметь нескольких мексиканцев среди сотрудников. В Тусоне велика доля испаноязычного населения, и никто не умеет вести с ними дела успешнее, чем люди их же племени. Не возражаю я и против того, чтобы детектив имел более обширное образование, чем требуется для работы. Впрочем, причиной моей неприязни является всё же сочетание этих двух особенностей — мексиканской крови и излишней образованности, которой он определенной степени даже бравирует.

Я кивнул Рыжику и сказал, чтобы он присаживался. Сделав несколько записей, я отложил блокнот в сторону. Потом сказал:

— Итак, Рыжик, прежде чем появится Фрэнк. Каково твое личное мнение о происшедшем?

— Что конкретно вы имеете в виду, кэп?

— Я только что прочел отчет Фрэнка. Конечно, это отчет о вашей общей работе, но писал его Фрэнк. Ты со всем согласен?

— Я Факты изложены верно. Думаю только, он слишком уж интересуется этим Медли.

— Согласен, — сказал я. — А у тебя какое впечатление о Медли? Личное впечатление, так сказать.

— Безобидный старикашка. С некоторыми причудами. Черт побери, какая может быть связь между ним и Стиффлером? Кем бы ни был убийца, прикончили парня в машине — я, по крайней мере, так думаю. Потребовалось избавиться от тела, и для этого выбрали задний дворик Медли.

Я постучал пальцем по отчету:

— Здесь ни слова о мотиве преступления. Какие у тебя соображения?

Рыжик чиркнул спичкой о ноготь большого пальца и закурил:

— Тут полная неясность, кэп. Если судить по фактам, которыми мы располагаем, причины не существует. Черт побери, может, его просто ограбили? Преступник в принципе мог вообще его не знать. Ну, скажем, Стиффлер решил пройтись. Завернул в таверну и…

Я перебил его:

— Отец Трент говорит, что после аварии он не орал в рот ни капли. Да и раньше этим не увлекался.

— Парень мог передумать и освежиться пивком во время прогулки. Попу об этом он, естественно, не докладывал. Да и убийца мог натолкнуться на него где-нибудь в другом месте и незаметно увязаться за ним. Или предложить подвезти. Правильно, больших денег при нем не было, но убийца думал иначе, потому что одет Стиффлер был прилично. В общем, ничего, кроме ограбления, мне в голову не приходит. А разве прежде у нас было мало подобных случаев — ограбление и убийство? Не понимаю, зачем ломать голову?

— Выстрел в затылок — это не совсем обычно, Рыжик.

— Да нет, могло быть и такое. Предположим, я собрался ограбить прохожего. Тычу в него пистолетом и приказываю повернуться спиной, чтоб удобней было пошарить в его карманах. Пистолет я приставил к затылку или шее он это чувствует, но потом вдруг круто оборачивается. Кто знает, может, он хочет нейтрализовать меня приемом дзюдо, а я от неожиданности нажимаю на спусковой крючок. Если курок взведен, то — бах! — и человека нет.

Я сказал:

— Последний вариант мне нравится меньше. Стиффлер был слабаком, вряд ли он решился бы оказать сопротивление.

— Если забыть об одной вещи — его самочувствие и настроение. Ему было плевать, что с ним случится. Наверное, он только и мечтал поскорее отправиться на тот свет. Однако он был католиком, и самоубийство ему было противопоказано. Ангелы не пустили бы его на небеса.

Я нахмурился. Рыжик не такой стопроцентный атеист, как Рамос, и всё же временами он слишком легкомысленно высказывается о вещах, для большинства священных. Я ничего не имею против католиков, хотя сам протестант и вдобавок церковный староста. Вопрос о самоубийстве католические догматы трактуют в таком же правильном свете, что и наше вероучение. Жизнь — дар божий, и бросаться им под воздействием минутного импульса недопустимо.

Думаю, Рыжик почувствовал направление моих мыслей, потому что он сказал:

— Извините,