— Сколько баксов? — Я едва пришел в себя от шока. Разве здесь вылечишься нормально? Нет, это невозможно, особенно когда тебе постоянно сыплются сюрпризы на голову, заметь, голову забинтованную!

— Десять. Хотела дать пять, но дедок затребовал десять. Дэн, как ты?

— Нормально. Расскажи, как ты меня вытащила, там же все горело.

— Как только они ушли, я сразу бросила одеяло на огонь, тебя с веревки сняла, а пожар все больше разгорается. Тогда я стала тащить тебя, а ты тяжелый оказался, мы же чуть не сгорели! — Все это Юля выпалила одной фразой, но я успел выстроить обрывки из калейдоскопа в одну целостную картину.

— А кто это был? Ну, эти… — Я напряг память, чтобы вспомнить лицо мужчины, склонившегося надо мной с веревкой в руках.

— Откуда я знаю? — огрызнулась Юля. — Скажи спасибо, что живым остался. Могли бы и кони бросить на пару. А жить-то хочется! Тебе хочется жить?

— Хочется, — вяло согласился я и представил одинокого странника в пустыне — идет себе, идет, ботинки огромные, гимнастерка цвета хаки…

— Дэн, не куксись, я тебя умоляю. Ненавижу нытиков и слюнтяев.

— А я кто? Нытик? Или слюнтяй? — живо заинтересовался я и даже голову повернул, чтобы разглядеть Юлины глаза.

У меня при этом резком повороте ничего не треснуло, не щелкнуло, не защемило. Значит, нет у меня никакого сотрясения мозга, полный кайф!

— Ты — нормальный мужик! — Юля одобрительно потрясла головой. — Ты даже сам шел, хоть и без сознания находился. Наверное, где-то у тебя в башке засело, что это я тебя тащу, слабая и хрупкая девушка.

— Как это — «нормальный мужик»? — Беседа принимала дискуссионный характер.

В нашем университете один преподаватель всегда так выражается — «беседа приняла дискуссионный характер».

— Подрастешь — поймешь, — отмахнулась Юля — и вдруг приникла ко мне, причинив, признаюсь, приятную боль.

У меня что-то защемило внутри, потом поднялось к голове и с бешеной силой заколотилось в ушах. Мне захотелось, чтобы она так и осталась возле меня. Приникшей и хрупкой.

— Брось ты эти глупости, Дэн, лучше пообещай мне, что не скажешь ментам, я имею в виду настоящих ментов, что ты меня видел в квартире. Скажи, что пришел, а там сидят эти бандюки. Вот они тебя и пытали, поджечь хотели. Квартира-то сгорела дотла.

— А как же я скажу… сам, что ли, до больницы добрался?

— Ну, придумай что-нибудь. Ты же умный, университет скоро окончишь. Диплом получишь, придумай что-нибудь. Ты же нормальный мужик!

Я не знаю, что это такое — «нормальный мужик», наверное, что-то суперское, но мне понравилось это выражение, особенно классно Юля выговаривала слово «мужик».

— Юля, а если они тебя сами найдут? — Я представил себе парня в красном шарфе и в шляпе.

— Не найдут, — небрежно отмахнулась Юля. — Так помни, ты случайно меня застал в этой квартире. Я как раз собиралась оттуда съехать. Дай мне твой телефон, я сама тебя найду. А ты меня не ищи, договорились?

Мне хотелось наобещать Юле гораздо больше, но я разволновался — а вдруг она не позвонит?

— Где ты будешь жить?

— Пока на съемной хате, потом посмотрю. Ты не переживай, выздоравливай, я к тебе еще раз приду. Принести тебе жрачки?

— Не надо! — бурно запротестовал я.

Еще не хватало, чтобы такое дивное создание носилось с пакетами, наполненными колбасой и бутербродами. Такому созданию нужно ходить медленно и обязательно в шляпке. Юля выглядела великолепно, все обитатели палаты подозрительно косились в мою сторону. Мужики с забинтованными челюстями, костылями, подвешенными руками все ближе подбирались к моей кровати. Наверное, им тоже ужас как хотелось прикоснуться к прекрасному…

Юлия заторопилась и, быстро чмокнув меня в щеку, испарилась из палаты. После ее ухода свет померк, и я сразу ощутил дыхание больных людей, скопившихся в одном месте. Воздух уплотнился и придавил меня к подушке; мне жутко, до коликов, захотелось в свою комнату. Там нет запаха чужих людей, исковерканных страстями и комплексами. Про страсти и комплексы увечных людей нам рассказывали в университете, якобы все, кто получил травмы в драках, страдают фобиями и маниями. Столько маний и фобий существует на свете, я даже записывать не стал, я еще тогда подумал: на хрена мне все это. А вот, глядишь, и пригодились бы мне сейчас мании и фобии, вон дедок зыркает из своего угла. Получил десять баксов ни за что, сейчас, наверное, беспокоится, думает, что отниму их. Я закрыл глаза и подумал: зря я отпустил мамулю. Пусть бы она еще раз ко мне пришла, уже без подруги и Вербного. Я долго сверлил глазами черную пустоту, пока мелкие звездочки не замелькали с бешеной быстротой и не превратились в тонкие змейки; наконец, я понял, что мама не умеет воспринимать сигналы новоявленного парапсихолога.

* * *

Через несколько дней я появился в отделе на улице Чехова. Сначала было я подумал, что попал не туда, куда меня отправили мутхен с тетей Галей, две любящие, заботливые леди!

Во-первых, стены обшарпанного коридора сияли темно-синей свежей краской. Такой краской красят туалеты на Московском вокзале, я сам видел. Паркетный пол, застеленный старыми газетами и заставленный ведрами с краской, производил впечатление чего-то нового. Кабинет, где меня неделю назад встречал Леонид Иваныч, полностью поменял свой имидж. Батарея не протекала, ядовитый пар не изъедал легкие присутствующих, а на потолке красовалась новенькая люстра с хрустальными плафонами, количество сейфов резко поубавилось, на стене висела доска, наверное, стыренная из соседней школы. По стенам стояли новые стулья с кожаными сиденьями, а на столе возвышался компьютер. Я обвел глазами кабинет и насчитал пятнадцать стульев и три стола, соответственно, один компьютер. Я прошел прямо к нему — надо думать, тетя Галя постаралась. Все-таки она нам не чужая, я имею в виду — семье Беловых. Иногда подполковник Юмашева запросто может заменить товарища майора Петрова, этого у нее не отнимешь…

— Здравствуйте. — Я вежливо поздоровался с мужчиной, с улыбкой наблюдавшим, как я направляюсь к компьютеру.

Мужчина сидел в том же углу, что и Леонид Иваныч, только стол у него был другой, фирменный, с двумя тумбами.

— Здравствуйте, молодой человек. Денис… как вас по батюшке?

— Александрович. — Я приостановился возле начальственного стола.

— У вас знаменитый отец, почти что главарь банды. Саня Белый — народный герой! — съязвил мужчина, не забывая при этом ощупывать меня цепким взглядом. — Наши массы любят местных Робин Гудов. Вы согласны?

— Согласен с вами, — кивнул я, и вовсе не из-за привитого мамулей воспитания. Мне вспомнились отцовские друзья, они всегда требуют к телефону Саню Белого.

— А я было подумал, что вы спорить со мной приметесь. — Мужчина мягко улыбнулся и перестал меня разглядывать.

Я сразу вздохнул с облегчением: довольно неприятное ощущение, когда тебя ощупывают глазами. Со мной это первый раз в жизни происходит.