Почему-то думал, что она не ответит. Но Шинджу сказала:

– Она не вынесла случившегося и погибла. Нет, не тогда, позже. Проткнула себя мечом. Моя дочь оказалась более смелой, чем я.

Глава V. Лань и волчица

Мана подавала Ихаре тарелку с рисом, когда Шинджу, неожиданно появившаяся в комнате, вдруг целенаправленно подошла к ней. Девушка испуганно уставилась на тетку, а та вдруг на глазах у самурая схватила ее за пояс штанов и резко сдернула их вниз, открывая для обозрения все, что находится ниже талии. Дочь князя Иоири вскрикнула, роняя посуду, и ударила родственницу по рукам, а потом попыталась натянуть на бедра верхнюю часть одежды. Ее широкие штаны из грубой серой ткани упали на пол, и поднимать их было бы совсем нелепо.

– Руки убери, маленькая шлюшка! – вскричала Шинджу. – Я так и думала, что это девка! И как же я раньше не догадалась, что это именно ты!

Глаза Маны наполнились слезами.

– Перестань! – Ихара поднялся со своего места и буквально оттащил тетку от племянницы.

Большего унижения Мана не испытывала никогда в жизни. Особенно сильную боль причиняло осознание того, что все произошло на глазах мужчины. Именно у НЕГО на глазах! Стояла перед ним почти раздетая… И кто посмел с ней так поступить! Родная тетка, когда-то качавшая ее на руках. Девушка с минуту глядела в пустоту оторопелыми глазами, затем наклонилась, подняла штаны, натянула их на себя, и вдруг понеслась прочь, словно вспугнутый олененок. Ихара вместо того, чтобы что-то объяснять Шинджу, бросился за ней, потому что ее совершенно невменяемый вид натолкнул на некоторую догадку. И действительно Мана бежала к борту корабля. По тому, как она схватилась за перила, самурай понял – его маленькая госпожа собирается броситься в воду. Две крепкие руки обхватили девушку и с легкостью оторвали от пола. Юная японка завизжала. Она билась в истерике, рвалась из его рук, отталкивала, дрожа всем телом. В то время как Шинджу, поднявшись на палубу, равнодушно наблюдала за этим зрелищем.

Она заподозрила неладное еще когда мальчишка-слуга ошпарил их с Ихарой кипятком. Слишком знакомым ей тогда показалось его лицо. Но когда у нее стали пропадать принадлежности, необходимые женщине во время регул, Шинджу окончательно поняла, что один из слуг самурая – отнюдь не мальчик.

Дело в том, что Мана, все мысли которой захватила возможность побега, совершенно не подумала о столь нужных вещах, а Ихара и подавно не думал о таком, поэтому не напомнил ей. Все таскать у тетки девушка изловчилась быстро. И этим себя выдала.

… День он провел на палубе, а в свою каюту, где Мана находилась все это время одна, зашел лишь вечером. Девушка лежала на футоне спиной к двери. Лежала тихонько, неподвижно, будто затаившаяся в уголке мышка. Наверное, плакала весь день… Когда он появился, Мана повернулась. Посмотрела так, словно грудь распорола своим взглядом, столько в нем всего читалось: и боль, и стыд, и… нежность?

Самурай присел рядом, намереваясь что-то сказать, но девушка опередила его. И ее слова совершенно не вязались с тем, о чем еще секунду назад говорили ее глаза.

– Ты был рабом моего отца, Ихара, а значит и моим. Не смей никогда больше ко мне прикасаться и мешать мне делать то, что я решила.

От своих слов Мана сама же еще больше распалилась. Что этот приемыш себе позволяет?

Лицо самурая стало почти каменным, на скулах заходили желваки. Он встал и отошел к окну.

– Хорошо. Я п-понял, – голос его был глухим и тихим.

Мана поднялась, чтобы уйти. Но остановилась, услышав его следующие слова:

– Там, где я родился, самоубийство считается п-позором, а не подвигом. Если человек решает умереть, значит, он слаб и п-признает, что не может бороться.

…Увидев на палубе тетушку, как всегда прекрасную в своем шелковом, розовом с коралловой отделкой кимоно, Мана собиралась демонстративно пройти мимо, но та ее окликнула.

– Подойди сюда, Манами-сама[1].

Девушка оглянулась и, сделав шаг к родственнице, замерла. Глянула на Шинджу, гневно хмуря брови.

– Ты можешь на меня обижаться, злиться. Но то, что я сделала – для твоего блага.

Дочь покойного князя фыркнула. В этот миг она особенно походила на отца – та же решимость была во взгляде.

– Забыла, кто ты? И кто он? Ты что на себя надела? Кем стала? Никогда в жизни Иоири не прислуживали! Да еще и какому-то молокосу-самураю. Он никто! Просто солдат. Раздеваясь при нем, ты не можешь чувствовать стыда и унижения, ведь это – то же самое что раздеться рядом с мебелью, стеной, дверьми. Пусть знает свое место!

Выслушав ее, Мана ответила на удивление спокойно, будто уже смирилась с произошедшим, пережила и запретила себе об этом вспоминать.

– Это вам, тетушка, надлежит знать свое место. И мы видели, где оно, не забывайте об этом.

Повернувшись, девушка отправилась дальше и уже не видела, как побагровела гладкая персиковая кожа Шинджу, как заблестели ее очи.

«А что, если, и вправду, сделать из нее настоящую шлюху? – в ярости подумала госпожа Хоши и ее губы растянулись в зловещей ухмылке. – Сломать эту маленькую мерзавку с ее княжескими замашками, с этой неприступностью и надменным взглядом, который она каждый раз бросает на окружающих».

Осуществить задуманное труда не составило. За ней и так все мужчины, будто ручные, ходили. Благодаря своей красоте, а также деньгам мужа-купца, Шинджу легко нашла помощника среди команды корабля – матроса по имени Джеро. И когда он с похотливой ухмылкой внес в грязное, пропитанное запахом пота и мочи помещение, где ютились все низшие по званию члены команды, девушку, опоенную чем-то до бессознательного состояния, матросы очень оживились. Находясь долгие месяцы в пути, в большинстве своем они редко видели женщин. Некоторым из них если и везло, то лишь с портовыми девками.

***

Тоши, слуга Ихары, несся, толкая и почти сбивая с ног всех на своем пути. Он сразу узнал Ману, и хотя до этого момента сам был уверен, что