Я притормозила у двойного трейлера Сэди, который она любовно украсила разноцветными завитками с помощью краски из баллончиков. Свой временный дом Сэди поставила на потрясающе красивом участке земли. Тут здорово было наблюдать закаты, а еще отсюда открывался вид на зацементированный пруд, который сейчас сиял ярко-оранжевым, словно в него налили фанты.

Я впервые осознала, насколько Сэди и Мэдди уязвимы здесь, особенно по ночам, на этом открытом участке земли. Мишени.

Я вышла из пикапа и остановилась. Новый образец скульптуры возвышался надо мной фута на три — витая башня из разноцветных банок из-под колы и пива, полосок ржавой жести и бутылочных пробок, прикрепленных к старому столбу изгороди. Древняя кукла, которую я помнила еще по детской коллекции Сэди, венчала эту штуку, прикрученная проволокой. Кажется, куклу звали Молли. Ее светлые волосы и желтое платье видали и лучшие дни. А вот пустые голубые глаза оставались такими же жуткими.

Но, не считая куклы, скульптура была странно очаровательна, словно своеобразное дополнение к трейлеру, покрытому грубыми мазками в стиле поп-арт того же авторства. В ящиках для растений пышно разрослись маргаритки, белые петунии, мексиканский вереск — вполне процветающие, несмотря на сорокаградусную жару.

— Тебе нравится? — спросила Сэди, появляясь из-за скульптуры с кусачками в руках. Возможное оружие, заметила я, на случай, если Сэди оно понадобится. — Я назвала ее «прошлая ночь», в честь того свидания вслепую, которое устроила мне Ирэн. О чем она только думала? Ему как минимум пятьдесят. И у него всего пять волосин. А по дороге он уже пытался запустить свою лапу мне в джинсы. Хорошо, что я ношу стрейч и у него не получилось. — Она ткнула кусачками в сторону моих ног. — Отлично смотрится, кстати. Что случилось?

— Внутри, — уклонилась я.

Пока она собирала с земли свои инструменты, я составляла список наших физических различий. Сэди была не слишком высокой, зато длинноногой, как папа. Мы часто загорали с ней в бикини, вытянувшись на расшатанных садовых креслах и намазавшись «Криско»[11]или детским маслом, а потом каждые полчаса сравнивали прогресс, сдвигая наши руки. Я вечно проигрывала. Сэди прожаривалась до золотистой корочки, а лучшее, что удавалось мне — розовый оттенок жвачки. Ее темные волосы были прямыми, как у меня и мамы, но она всегда безжалостно их состригала. Моей сестре повезло — или не повезло — унаследовать милые, открытые черты лица, которые бестолковые мужчины часто принимали за признак доступности.

Сегодня на ней была ее любимая летняя одежда. Заляпанные краской обрезанные шорты. Ярко-розовый топ, открывавший пару дюймов плоского живота. Дешевые пластиковые шлепанцы на последнем издыхании. Минимум макияжа. Широкая улыбка. Сэди зарабатывала на жизнь, сгибая платину и золото в потрясающе тонкие украшения, которые казались работой фей, и выжигая на них крошечной паяльной лампой узоры. Ее работы за бешеную цену уходили в галереях Нью-Йорка и Сан-Франциско. Она отказывалась строить дом, хотя вполне могла позволить себе любой особняк, благодаря прибыли с газовых скважин. Дом — это что-то слишком уж постоянное, говорила она, а ее музы обитали здесь, среди эвкалиптов и каменных дубов. Внутри трейлера другие музы развлекали ее с помощью системы объемного звучания, айпода, спутниковой тарелки и плазменного телевизора.

— Тооооооооомми!

Моя племянница Мэдди выскочила из дверей босиком, с развевающимися каштановыми хвостиками, одетая в застиранную рубашку с принтом «Спасем Залив», которая спускалась ей до колен.

— Чем сегодня займемся? — нетерпеливо спросила она. — Ты принесла что-то хорошее?

— Ага. — Я протянула ей диск с фильмом «Убить пересмешника», который взяла напрокат в больничной комнате ожидания, и куриный стейк.

— Ты лучшая тетя в мире! — заявила моя девятилетняя племяшка, порывисто обнимая меня за талию и тут же отскакивая, как на пружинах, чтобы побыстрее приступить к священному действу. К горлу подкатил ком. Как только Мэдди скрылась в трейлере со своей добычей, Сэди шагнула ко мне от навеса, под которым прятала инструменты.

— Томми, что у тебя с лицом? Ты словно вот-вот расплачешься. — Ее глаза непроизвольно заморгали, и я уже знала, что сейчас будет. — Почему ты сегодня стреляла?

Вот и главная проблема при общении с Сэди. Она унаследовала бабушкин дар. Стоит ей поморгать, быстро, так, что многие этого даже не заметят, — и будьте уверены, она выдаст какое-нибудь предсказание или «чувство».

Она принюхалась.

— Я чую запах.

— Правда? — недоверчиво спросила я. Сэди нравилось признавать наличие сверхъестественных способностей у других, но не у себя, хотя как раз ее дар был… ну… настоящим.

Она открыла дверь трейлера.

— Давай сначала сядем.

Это было все равно что войти в промышленный холодильник — от ледяного воздуха перехватило дыхание. Я заперла за нами дверь, и Сэди удивленно на меня посмотрела.

— Снаружи еще светло, — сказала она.

Я только кивнула.

Трейлер, как всегда, сиял безупречной чистотой. Мэдди уже устроилась на полу перед телевизором и как раз открывала свой контейнер. Мы с Сэди уселись по разные стороны столика в кухонном уголке из красной кожи и тоже принялись за еду.

Когда-то моя подруга из «зеленых», рожденная на севере, спросила с отвращением: «Ну как здравомыслящему человеку может нравиться жирная хлебная корка вокруг куска красного мяса?» Тому, кто задает такие вопросы, ответила я тогда, объяснять что-либо вообще бессмысленно.

Я запустила зубы в идеально прожаренное блаженство и, предусмотрительно понизив голос, поделилась с Сэди сокращенной пятиминутной историей о письме Розалины, о результатах моего поиска в Интернете — информации о ее жестоком муже-мафиози, о том, что в папин офис неожиданно явился человек по имени Джек, и о драке в гараже. При этом я снова опустила тот факт, что напавшие на Джека знали, кто я такая. Я и так дала ей слишком много поводов для волнения.

— Не говори маме, что доставала пистолет, — предупредила Сэди, когда я закончила, и это прозвучало довольно смешно, потому что мама даже не помнила, кто я такая. — И почисти его завтра.

Сэди была изумительно практична, несмотря на свое «витание в облаках». В нашей семье к чистке оружия всегда относились, как к религии, главным проповедником которой был дедушка.

— Ага. — Я показала на сумочку, одновременно ныряя в недра холодильника. — У тебя осталась только одна «Корона».

— Вот и доставай. — Сэди дотянулась до моей сумочки, вынула из нее розовый конверт, помятый и растрепанный оттого, что я постоянно его теребила.

Я вернулась с пивом на свое место и стала наблюдать, как глаза Сэди бегают по строчкам, которые я запомнила наизусть. Она читала, а я повторяла про себя каждое слово, ощущая, как сводит желудок.