– Муж тебя любит, – повторила Лара и вздохнула. – Хотя я в этом плохо разбираюсь. Не везло мне на любовь.

Ее собеседница усмехнулась:

– Ага, так я тебе и поверила! Бухович уверял, что Ломидзе на тебя запал.

– Леонид Исаевич ошибался.

– Да ты сама скоро убедишься: Петр Иванович тебя на его место поставит.

– Невозможно. Во-первых, есть Макаренко, а еще Чашкин.

– О, – встрепенулась Илона, – еще один твой ухажер. Но Артема не назначат, сто процентов. Ни рыба ни мясо, да еще скользкий какой-то. Точно тебя на место Буховича. Если на правлении будут голосовать, то за тебя Ломидзе, Крошин и твоя мама Оборкина.

– Почему вдруг Ада Семеновна моя мама? – удивилась Лара.

– А у нас главного бухгалтера теперь все так называют: уж больно она о тебе печется. Чашкин тоже за тебя проголосует, потому что всегда присоединяется к большинству. Но его мнение уже будет неважно, потому что голосуют по количеству акций: одна акция – один голос.

– Мне не нужна эта должность.

– Надеешься, что Оборкина тебе свое кресло уступит? Пустое, Ада Семеновна прочно в банке корни пустила. Сейчас ты за нее больше половины работы делаешь, так что зачем ей уходить. Да и тебе ее место тоже незачем: у главбуха ответственности больше…

Разговор получился продолжительным, а потому спать легли поздно. Но все равно Лара долго не могла заснуть. Лежала и думала о жизни, не своей, а вообще – о добре и зле, о справедливости и равнодушии.

Утром проснулась и тихонько, стараясь не разбудить гостью, приготовила завтрак. А когда пошла за Илоной, не обнаружила ее. Постель была аккуратно застелена, на столе лежала записка:

«Спасибо тебе за все. Я бы с удовольствием поработала у тебя секретаршей, но не получится. Я увольняюсь, потому что мне страшно. Неизвестно еще, кто будет следующим».

Лара вернулась на кухню и опустилась за стол, вдруг ощутив, что ей не по себе. Снова подумалось о том, что лезло в голову полночи: мимо пролетает жизнь, которой она не знает, и в ней встречаются разные люди – богатые и бедные, влиятельные и униженные, жадные, беспринципные, способные на все, а еще те, кто боится жизни, но делает вид, будто ничего вокруг не замечает. Эта чужая для Лары жизнь хорошо знакома Илоне, Буховичу, Ломидзе, следователю Гущину. Вчера она тоже соприкоснулась с ней, слушая рассказ Илоны. Неожиданные откровения секретарши вроде бы никак не изменили ее собственного существования, и все равно Лара чувствовала себя не в своей тарелке, словно нечто страшное встало у нее за спиной. Настолько страшное, что нет смелости и сил обернуться и увидеть это зло.

На место Буховича назначили Чашкина.

Кандидатур имелось три, как и предсказала Илона: Макаренко, Чашкин и Покровская, которую предложил Ломидзе. Но Макаренко отмели сразу, а при голосовании за Лару были Ломидзе и Крошин, против – Оборкина и Чашкин. У последних голосов-акций было явно недостаточно, но, как оказалось, вдова Буховича буквально накануне заседания передала доставшиеся ей акции в управление Артему. И все равно этого бы не хватило. Однако тут выяснилось, что две недели назад Анатолий Михайлович Крошин переуступил пять процентов акций из своих двадцати трех Чашкину. Намеревался продать больше, предложил купить всем членам правления, но те отказались, а у Чашкина хватило денег только на пять процентов.

Обо всем этом Ларе поведал Ломидзе. Петр Иванович вызвал ее и признался, что сам лично симпатизирует ей, потом рассказал о ходе голосования. Он говорил обычным спокойным голосом, но перед тем, как пожелать ей удачи на старом месте работы, произнес как бы между прочим:

– Не люди, а тараканы.

– Что? – переспросила Лара, думая, что ослышалась.

– Насекомые, говорю, – весело произнес Ломидзе. – Запомните, девушка: клопы не умирают, их давят!

Петр Иванович помолчал, выдвинул зачем-то ящик стола, заглянул в него, снова поднял голову, посмотрел на сидящую перед ним сотрудницу, словно впервые ее увидел и ожидал от нее какого-то вопроса.

– Я могу идти? – Покровская поднялась.

Ломидзе кивнул. Лара направилась к двери, уже собиралась открыть ее и тут все же решилась задать вопрос, которого от нее ждали:

– Так теперь всем будет заправлять Чашкин?

Хозяин кабинета усмехнулся и задвинул ящик стола, так ничего и не достав из него.

– Нет, конечно. Все останется по-прежнему. Артем ничего нового предложить не может, да ему это и не нужно. Меня удивило только, почему Лидка именно ему передала акции Буховича.

Разумеется, странным было не только это. Еще, например, возникало недоумение, с чего вдруг Крошин решил продать свою долю и почему все отказались. Плюс к тому другое: пакет акций в пять процентов, доставшийся Чашкину, сам по себе не такой уж значительный, стоит немалую сумму, но, как выяснилось, Артем располагал необходимыми деньгами. При голосовании эти проценты сработали, чего предвидеть никак нельзя было, если… если заранее не спланировать все, включая смерть одного из учредителей. Но ведь Артем никак не может быть убийцей!

Лара вышла в приемную, потом в коридор, торопясь в свой кабинет, и чуть не столкнулась с Алексеем, который нес пластиковый ящик с инструментами.

– Добрый день, – сказала она ему.

– Как бы не так, – необычно откликнулся рабочий.

– Что-то случилось? – спросила Лара.

– Да ничего особенного: Симагин пришел на работу совсем никакой. Очевидно, сразу принял сто пятьдесят и теперь спит в своем кабинете. Но перед тем, как удалиться в объятия Морфея, направил меня в ваш кабинет перенастроить роутер. А вчера Симагина не было вовсе.

– Позавчера хоронили Буховича, потом были поминки.

– Печально, – согласился Алексей.

Покровская запустила его в свой кабинет, хотела войти следом, но увидела в коридоре спешащую Аду Семеновну. Помахала ей рукой и одновременно подумала, что Алексей выражает свои мысли отнюдь не языком простого работяги: вероятно, у него есть образование или в семье, в которой он рос, любили книги…

– Уф, – выдохнула Оборкина, подходя к своему кабинету, – вчера допоздна заседали, обсуждали кандидатуры на должность нового коммерческого директора. Я твою выдвинула, билась-билась, но у меня всего-то пять процентов акций…

– Я курсе, – улыбнулась приветливо Лара, – назначили Чашкина. – И, опережая следующий вопрос, добавила: – Мне Ломидзе все рассказал.

Ада Семеновна удивленно вскинула брови, отворила дверь:

– Заходи!

Когда оказались внутри кабинета, Оборкина, не зная, что именно сказал ее заместителю председатель правления, продолжила:

– На самом деле я только согласилась с тем, что тебе еще рановато. Это Крошин первым возмутился. «У девушки нет опыта, нет опыта, – говорил, – а участок работы такой ответственный!» Что же, мне против коллектива идти?