— Мистер Ботрайт, — затем сказал он, — могу я вас кое о чем спросить? Каковы ваши планы? Если, предположим, вы таки выиграете джекпот. Вы свернете ваш бизнес?

— Нет, сэр. Я бы предпочел расширить его.

Руни продолжал улыбаться.

— Да? Что ж, понимаю. Я знаю, что думаете об этом. Но вы не сможете. Прошу прощения. Я не называю вас лжецом. Я просто говорю вам — как-нибудь вечером вы слишком переберете на вечеринке, а следующим утром подумаете: какого черта, я могу еще немного поспать. Только разок. А на следующий день, когда вам все же придется выйти на работу, вы не сможете собраться. Потому что вы будете думать — ну, скорее всего, так и будет: «Я уже получил все деньги в мире, и, может быть, держать маленькую захудалую копировальную мастерскую в Джорджии совершенно бессмысленно».

Отец собрался, чтобы возразить:

— Строго говоря, я не уверен, что… м-м-м… вам стоит судить о…

Руни поднял руку, призывая его к молчанию:

— Рано или поздно, мистер Ботрайт, вам надоест работать, вы приобретете себе виллу на Гавайях и будете жариться под солнцем, что, конечно, прекрасно, если не считать, что все вы будете напоминать игуан. Вы попытаетесь завести друзей, но кому же вы сможете доверять? Верно? Так что вы предпочтете сидеть дома и смотреть телевизор. Вы никого не будете знать, испытывать чертовское одиночество и тосковать по своим дурацким занятиям…

— Сэр! Мне не нравятся ваши слова.

— И вас будет сжирать разочарование, горечь и желание снова встретиться с волшебным миром джекпота. И я здесь для того, чтобы сказать вам, всем вам четверым, что есть только один путь, чтобы спасти себя от этой смерти наяву. И он заключается в том, чтобы использовать ту власть, что вы получили, на что-то достойное. Вы следите за моими словами? Принесите в мир немного доброты. Дайте ему любви. Облегчите страдания. И черт с ним, с этим домом на Гавайях. Пошлите к черту все эти игрушки и…

— А теперь заткнитесь! — сказал отец. Его голос наконец обрел силу. — Я не собираюсь слушать эти речи в своем доме.

Руни в упор смотрел на него, но, казалось, не слышал.

— Дайте-ка мне рассказать об одном парне, которого я знаю. Он работал в техническом центре по вызову на окраине Дейтона в Огайо. Когда у какой-нибудь маленькой старой женщины не загружалась программа, он объяснял ей, что надо сделать. «Кликните на „Все программы“». «Переходите на „Дополнить“ или „Сменить программу“». Тупая работа, сплошной геморрой в заднице, но я хочу сказать, что все эти годы, девять лет, этот парень не прекращал мечтать. Потому что он верил, что есть некая тайная сила, которой он овладеет. И когда бы он ни смотрел на мир, он думал, что есть мир, полный красоты, мир, который наконец даст о себе знать. Он думал, что как-то найдет ту силу, которая мощно принесет в этот мир красоту.

И вот настал день, когда ему выпал отпуск. В первый раз в жизни он отправился на юг. Он ехал по трассе I–95 и подбадривал себя декси. Он остановился у придорожного магазинчика. Войдя внутрь, он узнал, что именно здесь был продан билет на лотерею джекпота. Тот самый билет. И он подумал: вот я здесь со своей великой мечтой. Она при мне. Я полон любви; я хочу принести в мир доброту, истину и красоту. Но у меня никогда не было средств для этого, а сейчас они лежат передо мной…

Отец внезапно встал и сжал руки в кулаки.

— Вон из моего дома!

— Что?

— Я вызову полицию. А ты немедленно убирайся.

— Мистер Ботрайт, я говорю о нашем будущем…

Отец вытащил из кармана мобильник и откинул крышку.

Но Руни тоже сунул руку в карман и извлек пистолет.

— Положи телефон, — сказал он.

Мама вскрикнула.

Руни приставил дуло пистолета ей к виску и рявкнул на отца:

— Брось этот гребаный телефон!

Аппарат выскользнул из его пальцев и звякнул, упав на пол.

Джейс заплакал:

— Мама! Мама!

Но Руни схватил его, притянул к себе и сказал:

— Еще одно слово, и я убью вашу мамочку и малыша. Прямо у вас на глазах. Так что не заставляйте меня это сделать.

Джейс захлебывался от рыданий, но старался сдерживать их. Руни оттолкнул его, и Тара обняла брата.

— Отлично, — сказал Руни. — Могу ли я попросить общего внимания?

Он переводил взгляд с одного лица на другое. Затем опустил пистолет, набрал в грудь воздуха и медленно выдохнул.

— Значит, все отлично. Хватит вранья. Все в открытую. Мое настоящее имя Шон Макбрайд. Я хочу половину вашего выигрыша. Это все, что я хочу. Получив его, я уйду. Если вы станете сотрудничать со мной и не поднимать шума, то, когда я удалюсь, будете в полной безопасности, счастливы и богаты сверх всяких мечтаний. — Говоря это, он смотрел прямо на Тару. Словно именно она, а не ее родители, должна была принять решение за всю семью. — Вы поняли меня? — спросил он.

Она не поднимала взгляда. Не стоит бросать ему вызов.

— Да.

— Вы сделаете что я прошу?

— Да.

Но он скептически усмехнулся, вскинув голову:

— Нет. Вы уже прикидываете план. Я это вижу. Вы думаете, как связаться с копами? Как бы подать им сигнал, чтобы они пришли к вам на помощь и скрутили этого хищника? Верно? Вы уже что-то замышляете против меня?

Тара не поднимала глаз.

— Нет.

— Хочешь знать, почему твой замысел не сработал бы?

Она не знала что сказать и лишь прошептала:

— Хорошо.

— Джейс, — сказал он, — выключи свет.

Джейс не шелохнулся.

— Выключи этот гребаный свет!

Джейс, обливаясь слезами, встал и щелкнул настенным выключателем. Затем потушил настольную лампу. В комнате остались лишь слабые отсветы уличного фонаря за окном.

— Теперь выгляни в окно, — сказал Шон Макбрайд. — Видишь его?

Какая-то смутная тень. Под дубом.

Мать в ужасе застонала. Джейс принялся хныкать.

Шон сказал:

— Я хочу, чтобы ты вышла, Тара.

— Наружу?

— Да.

— Зачем?

— Зачем? Никогда больше, мать твою, не спрашивай меня зачем. Просто выйди.

— Я пойду с тобой, — сказал отец.

Шон прижал дуло пистолета к уху матери.

— Сиди, Митч. Это дело касается только Тары.

Отец обмяк от страха.

— А теперь иди, — велел Шон.

Она встала и пошла к дверям. Открыла их. В темноте нащупала ручку и вышла во двор перед домом.

Человек, стоящий под деревом, окликнул ее: