Нелл взяла пистолет у Тары, затем обняла ее и, обходя лужи крови, провела через кухню. Она остановилась, чтобы вручить пистолет Баррису. Легким быстрым движением она провела по его щеке тыльной стороной своей сухой старческой ладони.

И затем увела Тару через холл в свою спальню.

Все кошки, живущие в доме, собрались здесь. Две устроились на полке шкафа, одна на телевизоре, одна, с длинным пятнистым хвостом, выбралась из-под кровати. Нелл захлопнула дверь и повернула ручку окна, из-за которого доносились приглушенные звуки сирен.

— Вот так, — сказала она. — Иди сюда. Ложись, дитя мое.

Тара подчинилась бабушке.

Нелл сама прилегла, и Тара положила голову ей на грудь, вдыхая лакричный запах бабушки. Одним ухом она слышала завывания сирен и крики вокруг дома, а другим — только биение сердца Нелл. Она закрыла глаза. «Боже мой, — подумала она, — я снова в этой комнате».

Она не могла поверить в это счастье.

Она понимала — что-то надо было делать с Ромео, с фантазиями или мрачной решимостью этого невыносимо несчастного человека. Она почувствовала прилив жалости к нему, жалости, смешанной с благодарностью и желанием, чтобы его измученная душа могла найти себе приют в месте, где больше света, — и тут кот вспрыгнул на постель. Гораций Шакал: она узнала его по тому, как он прошелся ей по ногам. Она понимала, что, как только в комнате воцарится прохлада, он придет и прижмется к ней, удобно устроившись между бабушкой и внучкой. Поскольку комната была маленькая и кондиционер работал на полную мощность, он, наверно, скоро появится на своем месте, и она лежала, ожидая его появления.

РОМЕО тем временем возвращался домой. Обратно в Пикуа, Огайо. Когда сумерки стали сгущаться, он оказался в Холлоу-парке и спрятался за могучим стволом, где, как он думал, окажется в безопасности, — но ястреб увидел его и издал клекочущий звук, заставив его выбраться на открытое место. Ястребы стремительно появились со всех сторон. Через секунду они обнаружили его. Он мог кинуться бежать, но в нем не было страха. По правде, этот момент — когда он завис между одним выходом и другим — был едва ли не лучшим временем в его жизни. Ему все нравилось в нем. Ему нравились новые правила, которые Шон ввел в игру. Ему нравились красные банданы, летние вечера, жара, запахи травы и зуд на щиколотках от сумаха; он думал, что все это прекрасно, если не считать, что темнота наступала слишком быстро.