согласие, лад, любовь. Любовь! Хотя, конечно же, бывает, и ссорятся, и дуются друг на друга. Но потом все углы сглаживаются, и счастье снова возвращается в семью. А у Виолетты Григорьевны…

Аделаида махнула рукой.

«А способна ли Виолетта на убийство Александра Самохвалова, своего супруга? – задала я себе вопрос. – Ведь, по словам Аделаиды Петровны, она его ненавидела. Возможно. Особенно если там есть хорошее для нее завещание… Ну или как минимум нет не особо выгодного брачного контракта. Но как быть с пистолетом и ботинками? Она что, вхожа и в кабинет, и в кладовку со старыми вещами? Да, а еще и записка в кармане. Как-то не получается, не вырисовывается».

– Хорошо, Аделаида Петровна, – сказала я, – спасибо вам за пироги, они просто замечательные, да и кофе вы сварили отменный.

Женщина от похвалы зарделась.

Я поднялась со стула и вышла из кухни. В просторном холле стояли Маргарита, девочка лет семи-восьми и молодая девушка. Кажется, малышка – это младшая дочь Черемысленникова Анфиса, а особа рядом с ней – ее гувернантка-«вертихвостка» Светлана. У девушки были длинные, черные как смоль волосы, смуглая кожа и яркие голубые глаза. Ничего не скажешь, очень эффектное сочетание. Одета Светлана была, как и подобает гувернантке, в серый юбочный костюм с белой блузкой и черные туфли на среднем каблуке. На лице – минимум косметики. Впрочем, она ей не особенно и требовалась.

– Ой, Татьяна Александровна, – извиняющимся тоном начала Маргарита, – я обещала выйти к вам, а сама задержалась…

– Ничего страшного, Маргарита Васильевна, – поспешила успокоить я ее, – я уже поговорила практически со всеми.

– Здраа-вствуу-йте, Таатья-наа Алее-ксаа-ндров-наа, – нараспев и одновременно как будто бы по слогам, сказала девочка, – а яя Аан-фии-саа.

– Здравствуй, Анфиса, – ответила я на приветствие. – Какие у тебя красивые сережки! – похвалила я маленькие золотые серьги с изумрудом.

– Этоо мнее папаа поо-даа-рил, – сообщила девочка.

– Очень красивые! Тебе они нравятся?

– Даа, – снова протянула Анфиса.

– И кофточка у тебя тоже нарядная.

Анфиса, видимо, попыталась улыбнуться, но у нее получилась гримаса.

– Татьяна Александровна, вы хотите поговорить со мной? – спросила Маргарита.

– Немного попозже, Маргарита Васильевна. Сейчас я бы хотела задать несколько вопросов гувернантке вашей дочери. Ведь вы гувернантка? – обратилась я к девушке.

– Да, – испуганно произнесла девушка, – но я не понимаю…

– Светлана, ответьте на все вопросы Татьяны Александровны, – строго приказала Маргарита, – она расследует происшествие, потом придете ко мне в спальню. Мы с Анфисой будем там. Пойдем, дочка.

Черемысленникова взяла Анфису за руку и повела ее за собой. Я заметила, что девочка шла как балерина, на носочках, почти не касаясь пятками пола.

– Светлана, где мы с вами сможем поговорить? – обратилась я к гувернантке, которая стояла ни жива ни мертва, видимо, от страха и неизвестности, и кусала губы.

– Ну… мы можем пойти ко мне… в комнату, – еле слышно пролепетала девушка.

– Ну, так пойдемте.

Комната Светланы представляла собой типичную комнату, в которой обитала прислуга. Это было маленькое помещение, в котором находились полутораспальная кровать, встроенный шкаф, туалетный столик и пара стульев.

Я вошла в комнатку и устроилась на стуле. Светлана немного постояла и присела на застеленную темным флисовым пледом кровать.

– Светлана, мне все известно, – начала я, – известно все о вас с Матвеем Акулиничевым. И ему собираются предъявить обвинение, – начала я свой блеф.

– Господи! За что? – Светлана, кажется, всерьез поверила в мое вранье.

– А все из-за вас, – неопределенно ответила я. – Когда его допрашивали о произошедшем убийстве, он не признался в том, что был в ночь убийства недалеко от места преступления. И знаете, почему?

– Почему? – одними губами произнесла Светлана. – Потому что не хочет, чтобы о нас с ним узнала его жена, да? Поэтому? Ну, так никто ничего не докажет!

– Не докажет что?

– Что я была там вместе с ним. Вот что! – воскликнула девушка.

Кажется, она уже пришла в себя и воспрянула духом. Придется сбить с нее спесь.

– Вы ошибаетесь, Светлана, считая, что вас никто не видел.

– А кто нас мог видеть, кто? Кухарка? Эта старуха сразу завалилась спать!

– Светлана, – я покачала головой, – это сейчас женщины немного за пятьдесят кажутся вам старухами. Но пройдет совсем немного времени, и вы с удивлением заметите, что и сами очень близки к этому возрасту.

– Никогда! – патетически воскликнула девушка. – Я лучше покончу с собой, но никогда не превращусь в старую каргу!

– Ну, хватит, – прикрикнула я, – я здесь не за тем, чтобы слушать ваши излияния. Вот, посмотрите сюда, – я жестом фокусника вынула из сумочки шпильку.

Потом я встала и, подойдя к туалетному столику, взяла с него еще одну, точно такую же шпильку с жемчужинкой.

Светлана смотрела на меня, как кролик на удава.

– Вы ничего не хотите мне рассказать? – спросила я.

Девушка молчала.

– Ладно. Тогда расскажу я. Вы с Матвеем Акулиничевым находились недалеко от ротонды, то есть от того места, где убили Самохвалова. У вас выпала вот эта вот шпилька, но вы этого не заметили. Не заметили своей пропажи. Оперативники, которые осматривали прилегающую местность, тоже проморгали. А я вот нашла. А еще я нашла человека, который видел вас в ту ночь. И это не Аделаида Петровна, не кухарка, как вы презрительно ее называете.

Я снова намеренно соврала про свидетеля. Естественно, у меня не было свидетеля, о котором я уже дважды упомянула. Но поскольку интуиция меня редко подводила, я была на все двести уверена, что Светлана и Матвей находились недалеко от ротонды и слышали выстрел.

Светлана продолжала молчать. Но вдруг она некрасиво сморщила лицо и заплакала.

– Да, да, вы правы! Матвей сказал… он говорил мне, что я необыкновенная, что во мне прекрасно все!

«Ага! Прекрасно все, и душа, и тело! Ну, прямо совсем по Чехову! – подумала я. – Вот ведь дурочка! Всерьез приняла всю эту болтовню художника за чистую монету. Конечно, он говорил, что такую модель, как она, он искал всю свою жизнь».

– Что он наконец-то нашел свою идеальную модель и что