— Ага, до сих пор.

— Гм-м… Классная штучка.

— Хм… Да… — отвечаю я.

— Ну ладно, мне пора идти. Надеюсь, как-нибудь еще встретимся, выпьем, поговорим.

— Конечно.

— Увидишь Олли, передавай от меня привет.

— Само собой.

— Ну, я пошел. — Роланд проверяет, на месте ли его бумажник, ключи и документы. — До скорого.

— Пока! Будь осторожнее.

— Ага. Счастливо!

Он выходит, машет мне с улицы рукой, я машу в ответ, заказываю еще пинту пива и углубляюсь в чтение газеты.

Спустя полчаса появляется Олли, мы болтаем с ним о том о сем, и я рассказываю, что виделся с Роландом.

— Значит, он уже вернулся?

— Да, в прошлую среду, — сообщаю я.

— И где теперь обитает?

— У своей подружки.

— Она приняла его? Ну и дела, черт возьми!

— Я тоже офигел, — говорю я, вспоминая тот момент, когда Роланд рассказал, что опять живет с подругой. — Просил передать тебе привет.

— Угу. И чем он теперь занимается? — спрашивает Олли.

— Проходит в колледже идиотский курс «научись за десять занятий заполучить работу за два с половиной фунта в час».

— Он рассказал тебе, как погорел на той кассете?

— Не-а. Я ни о чем у него не спрашивал. Мы поиграли в пул, и все.

Я опустошаю кружку и заказываю следующую пинту пива.

— А надо было спросить, дружище. Я только что видел Зверя, он считает, что, когда копы явились за Роландом…

На протяжении последующих полутора часов мы разговариваем только о Роланде.

Люди считают, что если ты грабитель, то постоянно норовишь что-нибудь у кого-нибудь стянуть, что ни на минуту не позволяешь себе расслабиться. Как это ни иронично, точно такое же мнение бытует и о полицейских. Все убеждены, что эти ребята непрестанно пребывают при исполнении служебных обязанностей, потому и на вечеринки-то приглашают их крайне редко — боятся, что они всем испортят отдых, потому как обязательно посчитают своим долгом выйти во двор и проверить протекторы покрышек на всех автомобильных колесах. Людям кажется, что мы даже не знаем, как вести себя в приличном обществе, и по большому счету они правы, ведь для нас, грабителей, нет лучшего друга, чем оппортунизм.

Но исключения существуют из каждого правила.

— Ты хоть знаешь, который сейчас час? — нападает на меня Мэл, не дав возможности и из машины выйти.

— Движение просто сумасшедшее, я еле до вас добрался. На всех главных дорогах пробки, светофоры…

— Ладно, потом объяснишь, пойдем. Все уже собрались.

Я закрываю фургон, наклоняюсь, смотрю на свое отражение в боковое зеркало фургона и пытаюсь поправить галстук. Мэл легонько дергает меня за руку.

— Дай лучше я.

Я покорно выпрямляю спину, приподнимаю подбородок, опускаю руки, в общем, становлюсь в позу человека, которому хотят поправить галстук.

Мэл надушена до невозможности.

— Стой смирно, — говорит она.

— Эй, только не застегивай мне верхнюю пуговицу, я этого терпеть не могу!

Я с шумом вздыхаю, когда Мэл шлепает меня по руке, которой я хотел остановить ее. Рубашка, равно как и костюм, теперь размера на два мне мала, но я и не подозревал об этом до тех пор, пока сегодня утром их не примерил. На торжественных мероприятиях я не бывал уже целую вечность.

— Ты ведешь себя как ребенок, — говорит Мэл.

А ты пахнешь как шлюха, думаю я, но молчу.

— Вот. Теперь порядок.

Она хватает меня за руку и тащит в направлении церкви. Свободной рукой я пытаюсь опять ослабить галстук.

Пробираясь к своим местам, мы проходим мимо мамаши и папаши Мэл. Я отмечаю, что купаться в запахе дешевых духов обожают все женщины семейства Джонсонов. Мэл наклоняется вперед и что-то шепчет на ухо брату. Тот поворачивается и что-то отвечает ей. Возможно, «какого хрена ты приволокла сюда этого типа?». Хотя я могу и ошибиться.

Мэл садится рядом со мной, одаривает меня улыбочкой и переключает все свое внимание на торжественную часть мероприятия.

— Я тебе не верю, слышишь? Не верю!

— Но почему? В чем дело? — спрашиваю я, когда мы вместе едем на свадебное торжество. Мэл смотрит на меня так, будто я только что жестоко избил подружку невесты. — В чем дело?

— Тебе все это кажется смешным, правильно?

— Нет, я ведь сказал тебе.

— Кажется, я знаю. Ты смотришь на все, что происходит, как на веселую шутку, я права? Тебе так и хочется испортить праздник, поставить меня в дурацкое положение.

— О чем ты говоришь?

Я смотрю на подарок Филипу и Лесли на сиденье между нами. Подарок Филипу и Лесли смотрит на меня и негромко гавкает. Правильнее сказать, тявкает.

— Иногда я просто не в состоянии тебе верить, честное слово.

— Я думал, ты согласишься, что подарок, который я для них выбрал, просто чудесный: новый дом, новая жизнь и новая собака. Отличный подарок. Вот увидишь, они придут от него в восторг.

Я изо всех сил пытаюсь поднять ей настроение. Порой женщины превращаются в невозможных нытиков.

— Им не нужна собака. Если бы они хотели завести какого-нибудь породистого пса, то сами купили бы его.

— А что, если подобная идея просто еще не приходила им на ум? — спрашиваю я.

И ведь не исключено, что я прав. Если честно, эта мысль и в моей голове родилась только когда вчера вечером Парки пришел в кабак с коробкой, полной щенков.

— Если ничего подобного до сих пор не приходило им на ум, значит, они не хотят заводить собаку, — говорит Мэл.

Бред, думаю я. Ты ведь, когда, к примеру, попадаешь на вечеринку, о которой до последнего не знала, только радуешься неожиданно подвернувшейся возможности поразвлечься.

— В любом случае теперь слишком поздно что-либо менять. Им придется принять подарок, понравится он им или нет.

— О нет, ничего им не придется! Мы не будем дарить им эту собаку!

— Будем!

— Нет, черт возьми! — кричит Мэл, вспыхивая.

Мне кажется, мы просто должны спросить у Филипа и Лесли, нужен ли им этот щенок. Но когда Мэл в таком расположении духа, спорить с ней бесполезно.

— Что же тогда мы им подарим?

— Об этом не беспокойся: на следующей неделе я сама выберу для них подарок. Только о собаке они ничего не должны знать.

— А куда мы ее денем? — спрашиваю я. Тявканье щенка начинает действовать мне на нервы. — ЗАТКНИСЬ! — ору я на него, но щенок не обращает на меня никакого внимания.