отжал обратно. Он чудом остался жив. Или не чудом. Не знаю. Я не уточняла подробности. Но было его жаль по-человечески. Лишиться всего в раз и остаться ни с чем. Его желание помогать и обрести свою семью было вполне понятно.

Возможность, жалость, возможно, что-то ещё повлияло. Ведь я понимала, что устроить мне свою личную жизнь будет совсем непросто, а для девочек – это лучший вариант существования, они вырастут, потом посмотрим. В общем, спустя пару дней на тарелке с овсяной кашей, которую очень любил Петя, я шоколадным кремом из кондитерского мешка вывела: «Согласна!».

Он обомлел, а затем радостно подхватил меня на руки и поцеловал. Девочки тоже были рядом. Они даже помогали мне приготовить крем. Правда, все вымазались. Но зато счастливые. Потом мы брызгались остатками шоколада и бесились. На какой-то миг я даже забыла, что всё началось с договоренности, денег и уборки, а не с любви, как обычно у всех бывает.

Мы отметили фешенебельную свадьбу на Мальдивах. Были его друзья. Репортеры. Я привезла и своих родителей. СМИ давно выдали мою тайну им. Я сразу соврала, что дети от Пети. Чтобы не было лишних вопросов. Всё прошло идеально. Родители пожили у нас некоторое время, поводились с детьми. Не об этом ли я могла мечтать?

Но почему-то за всей этой суматохой и чужой радостью я не видела своего счастья, не чувствовала его. Внутри было пусто. И как бы мой муж не пытался заполнить мое сердце своей безграничной поддержкой, я понимала, что в этой поддержке нет ни капли любви. Да и у меня к нему не было любви. Лишь привычка, уважение, привязанность и благодарность. Но может, это и является настоящим проявлением любви?

В выходной день я взяла девочек и Стефи, и мы отправились гулять по торговой галерее «Модный сезон» на Охотном ряду. Мы заходили в магазины, весело болтали и развлекались.

- А пойдем в ювелирный? – позвала Стеф.

- Я не очень люблю все эти побрякушки, ты же знаешь.

После того, как я сама родила двух дочерей, после того, как жила в съемной квартире со свисающими обоями и боролась за жизнь Саши, все земные вещные радости перестали иметь для меня важное значение. Разве может быть что-то ценнее, чем смех ребенка? Здорового и счастливого ребенка? Сейчас ради этого смеха я готова отдать свою жизнь.

Но Стефи меня не слушала, она схватила за руку и начала показывать на бриллиантовое ожерелье.

Девочки тоже прильнули к витринам – на столько, на сколько позволял их рост. Заботливая продавщица принесла мини-стульчики, сказала, что для таких клиентов, как мы, она сделает всевозможное, чтобы дети тоже могли поучаствовать в выборе драгоценностей. Я едва заметно скривила нос. Раньше была бы рада, что ко мне такое уважительное отношение, но сейчас... Наверное, старею.

- Мама, мама, посмотри, - указала маленьким пальчиком Маша в колечко с большим изумрудом. – Я хочу такое.

- На такое я не готова раскошелиться... – пробормотала я, прикинув, сколько мы уже потратили.

Я поняла, что в случае покупки за это кольцо придется добавить денег из своих средств. Кто знает, возможно, они мне никогда не понадобятся, но я все же предусмотрительно коплю их. Может быть, кто-то назовет это пережитком прошлого, бедностью, следствием лихих девяностых. Пусть так. Но зато я уверена в том, что в моем кармане всегда лежат пути к отступлению.

- Но я хочу! – закричала обычно спокойная Маша и стукнула своим детским кулачком по витрине.

Раздался звон. Украшения чудом не упали со своих стоек. Тут же подошла продавщица. По ее лицу было видно, что она не знает, как реагировать. Маша тем временем прекращать не собиралась. Она зарыдала в голос со словами: «Хочууууууу» и начала стукать кулаками уже по мне. Я спустила ее со стула, но она, не прекращая истерику, уселась на пол и начала стучать босоножками по нему. «Хочууу...» - давно мне не было так стыдно. Стефи пыталась с ней разговаривать, но всё было бесполезно. Дочка захлебывалась слезами, толкала ногами пол и тыкала пальцем в витрину. Я же стояла как вкопанная, не зная, как реагировать. Маша всегда была спокойной и рассудительной. Что с ней такое стало?

- Девушка... – услышала я голос за спиной.

Гурьба мурашек тут же пробежала от кончиков пальцев по запястьям, а потом дальше – к локтям, плечам и спустилась вниз по позвоночнику, словно разглядывала говорившего.

- Девушка... – он обращался к продавщице.

- Давайте я приобрету это колечко для маленькой принцессы.

Я всё ещё продолжала стоять, наблюдая за Машиной истерикой. Саша крепко сжимала мою ладонь, прижавшись всем телом к руке. Она тоже не понимала, что происходит, но я видела, как первые слезы начали капать и из ее глаз. Господи, ещё одной истерики мне не хватало. Наконец, я вышла из оцепенения, подхватила Машу на руки, оставив Сашу на попечение Стефи, и потащила прочь из магазина. Я негодовала! Единственным моим желанием сейчас было отшлепать ее как следует за непристойное поведение!

И я уже замахнулась, когда мы уже сели на диванчик. Точнее, я села, а она продолжала перекатываться с одной стороны дивана на другую, едва не падая на пол, и кричать. Но мою поднятую руку сжали чужие горячие пальцы в объятья.

- На... – проговорил голос и протянул Маше синюю коробочку.

Слезы мгновенно высохли на ее глазах. Она довольно взяла коробочку, аккуратно открыла и застыла, разглядывая грани изумруда, блестевшие в свете дневных ламп.

Я подняла глаза. Не ошиблась. Это был он. Зачем он это сделал?! Противоречие клокотало в горле. С одной стороны, я была ему благодарна за то, что он появился в самый нужный момент и спас меня от всеобщего позора, с другой стороны - этот жест… Для чего он его сделал? Чтобы втереться в доверие ко мне и к моим детям? Чтобы доказать, что он может позволить себе всё? Но это глупо! Или чтобы показать свое небезразличие к моим… нет, к своим девочкам. Хотя вряд ли он знает, что это его дети. Может только догадываться.

- Зачем? – пересохшими от