— Ух ты! — этот журнал мы знали, и достать его было для нас радостью великой. Во-первых, был он редкостью, а во-вторых, это и правда был здоровский журнал. На шестнадцати листах, с трёхцветной печатью, наполненный качественными фотографиями с аннотациями, рисунками, карикатурами — очень интересно было его полистать на досуге. Там не печатали больших статей, там были только иллюстрации, за что его и ценили. И, кстати, хранили, в отличие от газет. — Здорово!

— А то! — Марина улыбнулась, — готово! Двадцать четыре кадра было — двадцать два осталось! Чем остальные наполнять будем?

— А какое у тебя задание? — спросил я, чтобы хоть немного сориентироваться.

— Ну, вообще фото сделать, иллюстративное, и для себя, и для фронтовой газеты… — как-то неопределённо и неуверенно ответила она, но потом спохватилась, — и комсомол чтобы был!

— Ну, если надо, — ответил я, разворачиваясь к стоянкам, — то будет! Я, вообще-то, целый комсорг эскадрильи, тебе разве не говорили? Так что пойдём, Марина, к самолётам, а там уже и решим.

— Точно! — обрадовалась она, — это же можно сделать фото у самолёта со всех ракурсов, а ещё, вот, знаешь — прислонившись к лопасти винта! Очень атмосферно получается, давно мечтала! Сделаем?

— Конечно, — мне оставалось только вздохнуть, — я же обещал. К лопасти, так к лопасти. Только поторопиться бы надо, не дай бог готовность объявят.

— Всё-всё-всё! — заторопилась она на словах, при этом очень тщательно и медленно надевая крышечку на объектив, — пошли! А ты, Саша, не ленинградец? Я всех по говору угадываю, а с тобой непонятно немного, хотя и говоришь ты правильно.

— Дальневосточник я, — мне всё же удалось увлечь её за собой. — В Комсомольском аэроклубе начинал. А у нас там почти все недавно приезжие, причём отовсюду, потому свой диалект составить и не успели. Говорим так, как по радио слышим, правильно, а над всеми остальными из-за этого смеёмся.

— Здорово! — обрадовалась она, — Комсомольск-на-Амуре! Это же так здорово, это же всесоюзная стройка, я ведь тоже туда хотела, в хетагуровки, только меня мама не пустила! Я ведь из-за этого и в фотокорреспонденты пошла, чтобы всё самой увидеть! И Дальний Восток, и Чукотку, и Камчатку, и Сибирь, и всё остальное! И природа там у вас, говорят, настоящая, дикая!

— Это правда, — ответил я, мимоходом подумав о том, что мама у неё молодец, по большому счёту. У нас там чувствовали себя хорошо другие, более уверенные в себе барышни, а вот именно ей было бы там тяжеловато. — Природа у нас богатая! Шесть тысяч видов животных насчитывает наша природа, из них только комаров да мошки — все пять тысяч!

— Да ладно! — засмеялась она этой старой дежурной шутке, — прямо пять тысяч! И ещё, Саша, ты не сильно обиделся на фактуру? Согласна, по-дурацки получилось, только я уже устала доказывать всем, что умею, что я не просто так! А ещё, ты знаешь, часто все начинают как дураки себя вести, как будто женщины никогда не видели! Если б ты только знал, как это мешает!

— Так ты и не доказывай, — посоветовал я ей, немного подумав, — ты устав врубай, если что, и не бойся прыгать через головы — ты же не рядовой сержант. Так и так, у меня редакционное задание, разрешите его выполнить, окажите содействие, предоставив то-то и то-то, иначе ославлю на весь фронт в газете с фотографией, этого очень боятся, ты не смейся, вот и всё. А если конфликт, тоже не ругайся, а по уставу его, негодяя, по уставу. Это как бы в другую плоскость всё переводит, понятно? А если не помогает, то выбери самого старшего по званию или по возрасту, и к нему, но тоже по всей форме, они это любят. И для этого строевую подготовку тебе надо бы подтянуть, правда что. А вот с теми, кто ниже по званию, с теми ты по-простому, Марин, но без панибратства, понимаешь? Снисходить не надо, это чувствуют.

— А причём здесь по возрасту? — удивилась Марина, — вон, ваш замполит, он же добрый очень!

— Наш замполит? — я даже остановился, — И как это, интересно, тебя мама на фронт отпустила, а? Наш замполит, да он любого тут съест или по стойке смирно поставит! Сергей Николаевич, Марина, гражданскую прошёл, голод, холод, разруху и всё остальное! Хотя ты права, вот как раз наш замполит хороший человек, ты к нему давай со всем уважением, оно того стоит. Кстати, пришли, вот она, моя ласточка!

Я остановился и показал рукой на свой самолёт, возле которого застыл с выпученными глазами, но, слава богу, хоть чистый и умытый, Мишка-техник. Марина, покосившись на меня, очень вежливо и ласково поздоровалась с ним, отчего он немедленно и густо покраснел.

— Всё, — отвернувшись, шепнул я ей, — он теперь твой навеки, — а потом, добавив голоса, спросил, — ну, куда мне встать?

— Так, — тут же перешла в рабочий режим Марина, — свет хороший, но можно самолёт чуть развернуть, чтобы солнце точно в бок ему смотрело? Можно? Ну, вы тогда двигайте, а я пока подготовлюсь. Вместе работать будем!

Мишка замахал куда-то призывно руками, из кустов к нам подтянулись человек пять техников, и они со мной вместе принялись разворачивать самолёт, поднимая и занося влево его хвост. Работали быстро и ловко, как на пожаре и, что самое странное, ни один из них при этом не навернулся, ведь смотрели они все сейчас, кроме разве что меня, не туда, куда надо.

— Спасибо большое! — встав перед солнцем и полыхая оттуда в его лучах на всех нас живым огнём в своих рыжих волосах, поблагодарила Марина, — а я вам, если хотите, общее фото сделаю! И в полк потом пришлю, вы только скажите количество!

— Конечно, хотим, — отозвался из-под маскировочного навеса на капонире один техник в годах, — только давай, дочка, так — ты нас фотографируешь быстро, и мы тут же разбегаемся — некогда нам. Некогда, говорю! — повысил он голос на одного своего что-то забурчавшего подчинённого.

Они быстро сгрудились перед моим самолётом, а я к ним лезть не стал, тем более что меня и не приглашали. Марина сумела