Москвы, но управлялись как независимые княжества, которыми они когда-то были – иногда своими же прежними князьями. В военное время все они посылали свои войска на помощь московскому князю. Преданность этих земель и их правителей великому князю Московскому по большому счету сомнений не вызывала. Однако управление этими разрозненными территориями представляло собой очень сложную задачу.

По мнению большинства историков, внутриполитическая консолидация Русского государства была достигнута во многом благодаря личным договоренностям представителей элиты. За одним существенным исключением – в исторических источниках не говорится о военной оккупации русских княжеств после их захвата Москвой. Вместо этого постепенные изменения в социальной и политической иерархии, сложившейся при московском дворе, приводили к тому, что некогда свободолюбивые правители независимых княжеств начинали извлекать выгоду из своего нового положения. Теперь их взаимоотношения друг с другом и с великим князем Московским регулировались достигнутыми соглашениями, новыми договоренностями и, в конце концов, более предсказуемыми правилами, так что к 1530-м годам двор великого князя Московского представлял собой арену, на которой могущественные роды действовали сообща друг с другом и в унисон с государем15.

Первые лица московского двора отнюдь не подчинялись Ивану III беспрекословно (несмотря на достигнутое после междоусобицы согласие). Прекрасным примером этому служат продолжавшиеся всю их жизнь переговоры между Иваном и его младшими братьями. Иван, не отличавшийся излишней щедростью, вопреки обычаю не делил среди членов семьи новые завоеванные и перешедшие в казну земли. При этом он настаивал, чтобы войска его братьев часто и в полном составе участвовали в его многочисленных военных кампаниях. Когда в 1470-х годах двое его братьев, Борис и Андрей Большой, возмутились таким порядком вещей, Иван пошел на уступки, предложив каждому из братьев те земли, которые тот хотел получить. Однако взамен он значительно ограничил их суверенные права, а также потребовал от братьев поступиться частью своих доходов и признать, что власть великого князя распространяется и на их собственные уделы. Хотя братья и не оспаривали права Ивана на московский престол, им были не по душе его алчность и притеснения [Алексеев 1991: 141]. Когда Иван потребовал от них выдать ему князя Оболенского-Лыко, который сбежал из Москвы и присягнул на верность его брату Борису, они возразили против такого вмешательства в их дела. Это противостояние достигло пика в конце 1479 года, когда Ивану предстояло решить особенно сложные военные задачи. В начале года он отправил войско в Новгород для подавления восстания. После возвращения из этого похода Москва готовилась к отражению нападения со стороны Большой Орды («стоянию на Угре»), а затем армия Ливонского ордена осадила Псков. В этот непростой момент братья Ивана Борис и Андрей Большой проявили свое недовольство, покинув его войско вместе со своими людьми. Они увели свои дружины (насколько можно судить, довольно большие) и двинулись на запад в сторону Новгорода, где вступили в переговоры с польским королем Казимиром. К счастью для Ивана, этот мятеж сошел на нет, и ему удалось договориться с братьями и вернуть их вместе с их войсками.

Впоследствии Иван III еще неоднократно заключал соглашения с братьями, пытаясь ограничить их независимость, но о полном успехе этих действий говорить не приходится. В 1491 году его брат Андрей Большой снова отказался отдать свою дружину в распоряжение московского князя, который тогда оказывал военную поддержку своему крымскому союзнику. Иван арестовал брата и бросил его в тюрьму, где через два года тот и умер. Два племянника Ивана всю оставшуюся жизнь провели в заточении и ссылке, так как их дядя всеми силами противился восстановлению прежней самостоятельности удельных княжеств. При таком положении дел большинство оставшихся удельных князей завещали свои земли Ивану. Таким образом удельные дворы и войска перешли под прямую власть Москвы, и от их былой независимости мало что осталось. Так, например, в правление Василия III удельные войска уже не включались в московскую рать в виде единых дружин, а разбивались на отдельные отряды, которые приписывались к различным полкам. Тем не менее уже после смерти самого Василия в 1533 году два его оставшихся в живых брата, могущих претендовать на московский престол по лествичному праву, были арестованы и умерли в заточении [Martin 1995: 248; Kollmann 1987: 157; Alef 1986: 164–176]. Это не только помогло закрепить положение о вертикальном престолонаследии, но и побудило большинство членов царской семьи встроиться в военную и политическую иерархию Русского государства. К середине XVI века осталось лишь несколько уделов, в которых сохранились кое-какие островки независимости от московского царя [Kollmann 1999: 8; Коллманн 2001; Каштанов 1993].

Наводя порядок в собственной семье, московские правители одновременно с этим начали создавать стройную систему, регулирующую взаимоотношения амбициозных и влиятельных царедворцев как между собой, так и с их сюзереном. В конце XV и начале XVI века на службу к Ивану III и Василию III поступали все новые и новые могущественные князья. Однако даже в течение значительной части XVI столетия не существовало каких-либо единых правил того, какое место должны занимать все эти люди при московском дворе. Их положение в придворной иерархии было результатом торга и зависело от различных факторов – расположения, военной мощности и политической значимости их княжеств для Москвы, размера их двора и дружины и т. д. Особенно важную роль эти обстоятельства играли в ситуациях с татарскими князьями (царевичами). Они не только приводили с собой превосходную конницу, но и, будучи потомками Чингисхана и наследниками трона Золотой Орды, одним своим присутствием придавали блеск московскому двору. Поэтому московские правители прилагали большие усилия, чтобы привлечь их на свою сторону; в награду татарские князья получали землю и право по-прежнему командовать своими войсками. При московском дворе они занимали места выше, чем даже братья великого князя. В случае с татарскими царевичами имевшиеся у них военные навыки и политическое влияние оказывались куда более важными факторами, чем их культурные и конфессиональные различия с другими приближенными московского государя [Ostrowski 2002a: 54–59; Keep 1985: 77–78]. Русские служилые князья занимали в этой иерархии более низкие места. В награду за верность полунезависимого Ярославля в годы московской междоусобицы сыну его последнего князя, его родственникам и даже боярам было позволено сохранить свои земли даже после присоединения этого княжества к Москве в 1463 году. Вскоре они стали видными членами московского двора и получили важные должности в личном войске великого князя. Напротив, когда в 1485 году Иван III завоевал недружественное, но сильно ослабевшее Тверское княжество, местные князья и бояре какое-то время были вынуждены оставаться на своих землях и были лишены права появляться при московском дворе и пользоваться всеми вытекающими из этого возможностями и привилегиями [Веселовский 1947: 301; Alef 1973: 87–88, 90, 95]16.

В то время как удельные князья поступали на службу к московскому государю и съезжались к его двору, Иван зачастую посылал управлять новоприобретенными землями своих наместников. Преданность этих людей была обусловлена их желанием добиться высокого положения при московском дворе и получить большую награду. При этом человек, назначенный наместником в новое княжество, не имел уже достаточно времени и возможностей для того, чтобы завязывать тесные связи со знатными кланами, проживающими рядом с его родными землями. Таким образом, благодаря институту наместничества влиятельные русские роды стали осознавать, что их клановые интересы совпадают с интересами Русского государства в целом и в меньшей степени зависят от положения дел в землях, доставшихся им по наследству. Также наместники помогали устанавливать какие-то единые для всего Русского государства правила и обычаи на новых землях, недавно присоединенных к Москве.

Некоторые изменения в структуре придворной иерархии упростили процесс слияния новых элит со