Вскоре в зал вошел седовласый старец с длинной бородой и усами, прочел часовую лекцию о многострадальной судьбе армянского народа и о том, что все армяне, где бы они ни жили – хоть в Зимбабве, должны держаться вместе и всегда блюсти свои традиции. Под конец лекции старец раздал всем присутствующим брошюры с изображением горы Арарат на обложке, спел гимн Армении, осыпал проклятиями ненавистных турков, собрал по десять рублей на развитие общества и предложил всем пройти в соседний зал, где были накрыты столы, и познакомиться друг с другом поближе. Знакомиться Арусяк явно не хотелось, и, едва выйдя в коридор, она припустила так, что пятки засверкали. На протяжении следующих трех недель она говорила отцу, что идет в общество, а сама ходила в библиотеку при университете и готовилась к вступительным экзаменам по английскому языку, поскольку последние занятия с Фаиной Иосифовной протекали под девизом «Дайте старушке выговориться и поспать!». Обман всплыл, когда мама Пигливанян встретила Петра на рынке и заявила, что их сын нашел свое счастье в лице прекрасной армянской девушки Сиран.

– Завтра обручение будет, зря, что Арусяк не ходит на собрания общества, – вздохнула мама Пигливанян. – Хоть она у вас и больная девушка, но на всякий товар найдется покупатель.

– Как это не ходит? – удивился Петр.

Неизвестно, что бы грозило в тот вечер Арусяк: ссылка в монастырь или что похлеще, если бы она не ошарашила отца сообщением о сдаче последнего вступительного экзамена и зачислении на первый курс факультета иностранных языков при университете.

Бедный отец взвыл и убежал в ресторан, где и просидел в гордом одиночестве всю ночь, рассказывая сначала первой, а потом и второй бутылке коньяка грустную историю о непокорной дочери. Зато ликовала Аннушка, которая в тот же вечер обзвонила всех подруг и сообщила им, что дочь ее поступила не в какой-то там техникум, а в Университет имени Каразина[1], выпускающий интеллигентных и образованных людей.

И Арусяк начала учиться. Учеба давалась ей легко. И все бы было хорошо, если бы не одно «но»: она была единственной девушкой на курсе, у которой не было молодого человека. Первый год строгий отец каждое утро привозил ее в университет и забирал обратно, опасаясь, как бы коварные русские парни не испортили его любимую дочку, так что тут уж было не до кавалеров. Ко второму курсу папа расслабился, и Арусяк стала ездить на занятия сама. Но то ли папино незримое око постоянно следило за ней даже тогда, когда она прогуливала занятия в парке возле университета, то ли образ горе-женихов Саши Величко и Акопа Пигливаняна мерещился ей на каждом углу, но окончила она университет с красным дипломом, чем весьма удивила своего отца, отложившего пару тысяч долларов на оплату выпускных экзаменов. Ей очень хотелось устроиться в какую-нибудь фирму переводчиком или, на крайний случай, секретарем-референтом. Неизвестно, как сложилась бы ее дальнейшая судьба, если бы через неделю после окончания учебы Петр, чье терпение давным-давно лопнуло, не поставил дипломированную дочь перед фактом: или она выходит замуж за Сурена Хачатряна (повара, которого Петр нанял три месяца назад и который из-за чувств к Арусяк вечно пережаривал котлеты или пересаливал суп), или они едут в Ереван искать ей приличную партию. Ни минуты не колеблясь, Арусяк выбрала Ереван: во-первых, она не была там уже пять лет, а во-вторых, еще неизвестно, найдется ли в Ереване человек, который сможет понравиться и бабке Арусяк, и папе, и маме, и ей самой.

Через неделю у входа в ресторан «Арарат» висела табличка: «Закрыто на ремонт», а семейство Мурадянов сломя голову неслось в аэропорт, потому что Петр перепутал время отлета.

Два часа в самолете показались Арусяк самыми длинными на свете. Аннушка делала вид, что дремала, а на самом деле морально готовилась к встрече с любимыми родственниками мужа и с умилением поглядывала на флакончик с пургеном, который она припасла на случай, ежели любимая свекровь решит ее довести до белого каления. Петр сидел, засунув нос в пакет, время от времени поднимал голову и жалобно смотрел на жену, издавая попеременно:

– Ва-а-ах, как мне плохо! Ва-а-ах, когда приземлимся?

– Не надо было на завтрак шашлык лопать, чтобы плохо не было, – ухмыльнулась Аннушка.

– Хотел – и ел, – ответил Петр.

– Тогда страдай, – невозмутимым тоном отрезала жена.

– И буду. Вот умру – тогда плакать станешь.

– Не стану, только ты здесь не умирай, долети до родины.

Арусяк сидела в наушниках, слушала плеер и с ужасом думала о том, что ее ждет впереди.

Через два часа самолет пошел на посадку, Аннушка захлопнула книгу, а Петр уткнулся носом в пакет. Когда самолет наконец приземлился, Петр облегченно вздохнул, перекрестился и укоризненно посмотрел на дочь, всем своим видом давая понять, на какие жертвы он пошел ради того, чтобы она обрела свое счастье. «И только попробуй не оправдать мои надежды!» – было написано у него на лице.

Пройдя таможенный контроль и получив свой багаж, семейство вышло на улицу. Первое, что поразило Арусяк, – потрясающе красивый аэропорт Звартноц, напоминающий неопознанный летающий объект, в центре которого красовалась высокая башня. Здание радикально отличалось от своего харьковского брата – невзрачного строения, похожего на сарай. Второе потрясение – воздух, чистейший горный воздух. Арусяк впервые в жизни по-настоящему поняла смысл выражения «дышать полной грудью». Даже небо было другим, не таким низким и давящим, как в Харькове, а необыкновенно высоким и голубым. «Волшебно!» – подумала Арусяк, и на душе у нее полегчало.

– И где твои родственники? – недовольно сказала Аннушка.

– Сейчас найдем, сейчас, они же обещали, значит, приедут, – ответил папа и стал всматриваться в лица встречающих.

– Они много чего обещали, но, зная вашу породу, можно предположить, что мы будем сидеть в аэропорту трое суток, пока о нас вспомнят, – сказала Аннушка и стала искать в сумке мобильный телефон.

– А-а-ай, Погос, Погос, сынок, Погос, – услышала Арусяк чей-то пронзительный голос, и тут же на шее у Петра повисла маленькая, худощавая старушка в черном платье и косынке – бабушка Арусяк.

– Мама! – обрадовался Петр.

– Похудел как, сынок, совсем похудел. Ты плохо кушаешь? – сказала бабушка и окинула Аннушку презрительным взглядом: мол, сына моего не кормишь, а сама растешь как на дрожжах.

– Сейчас начнется, – прошептала Аннушка и попыталась натянуть на лицо жалкое подобие улыбки: – Здравствуйте, Арусяк Вартановна.

– Здравствуй, здравствуй, Анечка! – воскликнула бабушка и принялась обнимать невестку.

Следующей на очереди была Арусяк. Бабушка затискала внучку, потом с удивлением окинула ее взглядом и обратилась к Петру:

– Зачем дочь так одел? Не стыдно? Что люди скажут? – прошептала она, указывая пальцем на джинсы.