Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стряхнув с ладоней прилипшие кусочки коры, Снорри с удовлетворением осмотрел убитых и, довольно улыбнувшись, побежал по тропе в сторону Копырева конца, даже не подозревая, что только что спас своему ярлу жизнь. Если б не его шумное появление, вряд ли бы промахнулся сидящий в малиновых кустах лупоглазый мужик с бородавкой на левой щеке. А так… Он даже и тетиву натянуть не успел. Затаился, бросившись наземь, да так и лежал там, покуда светловолосый варяг не скрылся из виду. Затем, выждав еще чуть-чуть, выскользнул из кустов и, воровато озираясь, обшарил трупы. Знал — вот у этого зашиты в подол рубахи два серебряных дирхема, а вот у того — жемчуг, да серьги, да височные кольца, третьего дня снятые с припозднившейся молодицы вместе с ушами. Всё нашел: и дирхемы, и кольца, и жемчуг. Улыбнулся, поводил носом, словно большая вставшая на задние лапы крыса и, вытерев о траву испачканные в крови руки, пошел обратно к Щековице. Успокоившиеся птицы — вороны, галки, сороки — вернулись на свои законные места, к капищу, где проживали всё время, питаясь остатками жертв. И стихло всё, только иногда свиристела в малиннике иволга да деловито колотил кору дятел.
— Мы не обещаем тебе легкой смерти, — коверкая слова, тихо произнес Конхобар Ирландец, глядя прямо в глаза пленнику. — Ты пытался бежать и тем доставил нам беспокойство.
Разбойник побледнел, краем глаза следя, как Ирландец нагревает в пламени очага острое лезвие кинжала.
— Мы вообще не будем убивать тебя. Зачем? Этим клинком я выну тебе оба глаза.
Парень сглотнул слюну:
— Чего вы хотите от меня?
— Слов, — охотно откликнулся скромно сидевший в уголке Хельги. — Вернее, доброй беседы.
Они находились в небольшой хижине, что располагалась в самом углу постоялого двора дедки Зверина, за яблонями и амбаром. Хижина эта, как и прочие до половины уходившая в землю, зимой использовалась под кухню, а летом — для ночлега прибывших с купцами слуг. Сейчас в ней слуг не было, а, с разрешения хозяина, были, не считая пленного, Ирландец и Хельги. Заглянувший было Никифор отказался пытать пленного, заявив, что это не по-христиански, и, дабы не скорбеть душой за своих друзей, вынужденных предаваться столь малопочтенному, но, увы, в данном случае, необходимому занятию, отправился к пристани — погулять, подождать с реки Ладиславу, которая вот-вот должна была вернуться, а заодно и прикупить чего-нибудь редкостного, типа мощей Святого Михаила, которыми, говорят, торговали прямо с ладьи недавно приплывшие греки. Снорри охотно согласился составить ему компанию, не очень-то понимая, зачем ярлу вообще нужен пленник, — лучше б уж было сразу его убить, чтоб не возиться. Впрочем, на этот счет у Хельги, как и у Ирландца, было свое, особое, мнение.
— Так мы дождемся от тебя понятного слова? — сплюнув в угол, вновь обратился к пленному Хельги. — Конхобар, ты уже накалил кинжал?
— О да, мой ярл! — Ирландец поднес кинжал прямо к левому глазу парня. Тот инстинктивно отдернул голову, ударившись о стену. Приблизившись к нему, Хельги зашептал, страшно, свистяще, как шептали бы змеи, умей они говорить:
— Ты знаешь, как поступают ромеи в Царьграде? Они редко убивают. Всего лишь выкалывают глаза и оскопляют. Конхобар, мы сможем быстро оскопить его? — Ярл резко обернулся к Ирландцу.
— Пожалуй, — мрачно кивнул тот. — Но может быть, для начала вырвать ему язык, чтоб не орал? Всё равно ведь ничего не скажет.
— Я скажу! Скажу! — закричал пленник. — Всё, всё, что вы хотите! Это всё Утема, гад…
— Если хочешь говорить, то говори тише. — Поморщившись, Хельги прикрыл ладонями уши. — Так кто такой этот Утема-гад?
— Да вы уже убили его… — Парень невесело скривил губы. — Это родич мой. У нас за Почайной селенье. Зимой — всё больше охота, весной — посад, осенью — урожай. А вот летось… Летось и подбил меня Утема в Киеве полиходейничать. Говорил, мол, летось купчишек в Киеве много, да и люду разного приезжего… вот и хорошо можно поразжиться кольцами да браслетами.
— Ну и как? — усмехнулся Хельги. — Поразжи-лись?
— Да немного. — Пленник пожал плечами. — Поначалу-то, в прошлое лето, неплохо было. Мечислав — хозяин корчмы со Щековицы — с нами в доле. А вот с тех пор, как прибился к Мечиславу Ильман Карась с Ладоги…
— Кто?
— Ильман Карась. Мечислав ему что-то должен был, с давних пор еще, вот Ильман и приплыл с Ладоги, что-то невмочь ему там стало.
— А что так?
— Да я и не ведаю, что там у него за дела. Утема как-то спросил, так Ильман этот на него так зыркнул, что… Вот и стали мы на Ильмана Карася робить. Умен он, коварен, злохитр.
— Так это для вас и неплохо?
— А я разве говорю, что плохо? Ой… — Пленник вдруг осекся, с откровенным страхом взглянув на ярла. Тот усмехнулся:
— Я знаю, сейчас ты думаешь, как бы от нас убежать, но никакие мысли по этому поводу к тебе пока не приходят. Могу сказать, что и не придут, не успеют.
Парень вздрогнул.
— Еще ты думаешь об Ильмане Карасе, — как ни в чем не бывало, продолжал ярл. Он уже говорил по-славянски чисто, почти без акцента, лишь иногда путал некоторые слова. — Не просто так думаешь — со страхом. Ну-ка, дадут боги, вырвешься отсюда живым, Карась расспрашивать станет: что, где, да с кем был? Ты, конечно, надеешься выкрутиться, с Ильманом-то куда как удобней разбойничать, потому вы ему и служили, хоть и побаивались, ведь так?
Пленный молча кивнул.
— А раз так, ответь — почему?
— Что — почему? — Парень — звали его Ярил Зевота — не понял вопроса.
— Почему с Ильманом Карасем удобно разбойничать? — терпеливо пояснил ярл.
— Ну, не знаю…
Услыхав это слово, Ирландец приставил кинжал к шее Ярила.
— Да скажу я, скажу, — закивал тот. — Вспомню вот только… — Он помолчал немного, испил водицы из поднесенного ярлом корца, облизал губы и продолжил: — Ну, Карась, казалось бы, издалека, с Ладоги, а такие ходы-выходы в Киеве знает, что и нам неведомы. Мечислав проговорился как-то, будто есть у Ильмана хороший знакомец, не то из княжьей дружины, не то из близких князю людей. Долгое время не было знакомца этого, а тут вдруг, не так и давно, наверное в самом начале изока-месяца, Ильман его встретил, да встречей той, не удержавшись, перед Мечиславом похвастал, а тот уж — перед нами. Нехороший человек Ильман Карась, — глядя в земляной пол, убежденно закончил Ярил.
— Почему нехороший?
— Ну… Раньше мы как делали? Нападем скопом, дадим по башке — и всё. Ну, или подпоим в корчме, как чаще всего и бывало. А Карась — нет. Убивать заставляет. Всё больше нас, но иногда и сам тоже — нравится ему это. Вот вроде и не обязательно убивать, а он велит — убить. А в последнее время еще и распотрошит тело, словно дикий зверь, да велит в людном месте подкинуть. — Ярил Зевота передернул плечами. — Зверь он, этот Ильман Карась, волк лютый. Может, то и хорошо, что вы меня…