он лёг поздно, оттого и проспал. Будильник не поставил, проснулся от шума мотора и гудков отцовской машины. Только успел джинсы натянуть, ноги в тапочки сунуть да выскочить открывать ворота. Синий, даже скорей цвета морской волны Рендж Ровер въехал во двор.

Ромка повис на шее. Прижался крепко и с рук спускаться не собирался. Он не говорил ничего, не плакал, просто боялся отпустить брата.

— Ну, привет, сын, не замёрз голый? Утро прохладное.

— Во сколько ж вы встали, что в восемь уже у меня? Ромчик, давай я тебя на землю поставлю. Руку дам.

Мальчишка поднял голову с плеча, поцеловал Яра в щёку и слез с рук.

— Мы рано встали, затемно, я в машине досыпал. Знаешь, как к тебе торопились, а кот где?

Яр и отец рассмеялись. А Ромка огляделся и вдруг побежал в траву.

— Смотрите, что я нашёл! — Его лицо выражало невероятное восхищение, а в руках он держал куриное яйцо. — Яр! У тебя куры есть? И петух?

— Нет, петуха нет, только Машка, мне её подарили, опять, паразитка, из загородки сбежала.

— Размножаешься на глазах, — сквозь смех произнёс отец. — Что встали? Открывайте багажник и всё съестное в дом. Даша старалась. На неделю вперёд наготовила, боится, что ты отощаешь.

— Вот и курицу мне принесли, чтоб не похудел.

Они опять рассмеялись. Отец, показывая пальцем на голый торс, иронично изрек:

— Ты хоть футболку надень, Аполлон. Яр, прохладно, осень всё же, не лето.

Но Яр, завидев в траве курицу, побежал её ловить в чём был, Ромка за ним, да и отец присоединился к такого рода разминке. Наконец несчастная птица была водворена в свою загородку, над которой отец тоже посмеялся, сообщив, что из такой тюрьмы сбежал бы на раз-два.

В хорошем расположении духа они внесли всё, что было в багажнике, в дом. Особо ценными для Ярослава оказались книги по специальности. Добавилась тёплая одежда и даже новая куртка. Даша купила. Пирожки доехали почти горячими, ими и решили позавтракать. Пока накрывали на стол, кипятили чайник, заваривали чай в заварнике — Яр-то пакетиками пользовался, что ему одному, — в калитку постучали.

Открывать пошёл отец.

— Простите, я к Ярославу Андреевичу.

Девушка растерялась, замялась немного, но улыбнулась светло и открыто.

— Проходите, с нами позавтракаете. Андрей Петрович, — представился он, — я отцом Ярославу буду.

— А меня Надей зовут. Я вот вам молоко принесла парное и яйца, утром собирали. Меня бабушка прислала.

— Бабушка — это хорошо, пойдём в дом. Давай молоко и яйца и проходи.

— Да неудобно как-то, — она опустила глаза, — я ж на минуточку. Дед жив благодаря Ярославу Андреевичу. Знаете, какое ему спасибо! Никто не мог его уговорить в больницу поехать, а Ярослав Андреевич смог.

— Вот и пошли завтракать. Моя жена такие пирожки настряпала, грех не попробовать.

Он завёл гостью в дом.

— Яр, встречай Надю. Тут тебе её бабушка гостинцев прислала.

— Доброе утро! — Настроение у Ярослава мгновенно испортилось, хотя девушка оказалась очень даже симпатичной. Но сам факт! Зачем ему гостинцы? Он же со всей душой к людям, а они всё на «ты мне — я тебе» переводят. Нельзя так, не по-человечески. Его обижает такое отношение. — Вот зачем мне гостинцы? Не голодаю я, — произнёс он в сердцах. — Давайте вы это всё обратно отнесёте. У меня с курицей проблем выше крыши. Зарядку она мне ежевечернюю устраивает.

Девушка тоже сникла, в глазах появились слёзы.

— Бабушка же от чистого сердца, зачем вы так? А курицу это Митрофановна подарила, бабуля её так ругала, говорит, почему живую дала. Хотела на суп, так ощипала бы. Вы же не станете её щипать.

— Она яйца несёт. Пусть живёт. Надя, да? — обратился он к девушке. — Я понимаю, что бабушка от чистого сердца. Но мне зарплату на работе платят. И вот эти все подарки — лишнее.

— Да-а, зарплату тебе платят, это точно, ровно столько, чтоб ноги не протянул, — вставил веское слово отец и рассмеялся. — Молодёжь, не о том говорим. Надюша, ты мне скажи, бабушка что с яйцами обычно делает, вы же не всё съедаете?

— На рынок относит, когда много.

— Вот и решение проблемы. Скажешь спасибо и… Сколько тут? Два десятка? Держи двести рублей. Вопрос решён, а теперь мой руки и садись за стол, пирожки стынут.

Андрей Петрович налил девушке чай, подвинул сахар и тарелку с пирожками. Она взяла один, надкусила.

— Вкусно, спасибо! Ярослав, ваша мама просто кудесница.

Парень растерялся и покраснел. Посвящать чужого человека в семейные нюансы не хотелось, но назвать Дашу, которой и тридцати-то нет, мамой он не мог.

— Даша у нас хорошая хозяйка, очень хорошая, — ответил он. — Обожаю её стряпню.

— Это моя мама — Даша, — встрял в разговор Ромка, — а Ярик мой брат. Он уехал от нас, я теперь в его комнате на его кровати сплю. А скоро и малыши ко мне перейдут, как только им диванчики новые купят. Только мне без Ярика плохо. Можно кота на улицу?

— Нет, Ром, он не любит улицу и боится. Тут играй с ним.

Ярослав улыбнулся сначала брату, а потом Наде. Отец же просто наблюдал, думая о чём-то о своём.

А после завтрака отправил Ярослава проводить Надю домой.

Сначала шли молча. Первой заговорила девушка.

— Как же вы из Москвы решились уехать? Все туда, а вы оттуда.

— Мне здесь нравится. Нет спешки, вечной боязни не успеть. Я хоть и родился, и вырос в столице, по своей сущности вовсе не москвич. А тут природа и тишина. Я вечерами даже музыку не включаю, лягушек слушаю.

— Я тоже скучаю по дому, у бабули ж выросла. Я и по хозяйству всё могу, и на огороде. Но не наездишься, учусь. Второй курс уже. Теперь вот беда с дедом, буду приезжать на выходные. Помогать. Сами они не справятся. Они без меня не справятся… Вы уговорите деда поберечься, ладно? Он вас слушает. Говорит, что вы доктор хороший, хоть и молодой.

— Послежу, не волнуйся.

Оставил он Надю у калитки её дома, попрощался и поспешил к себе.

Отца застал за ремонтом загона для курицы. Тот, что был, он разобрал и всё переделал, вкопал сетку в землю, закрепил получше стойки и приделал крышу, из той же сетки. Теперь курица перелететь через загородку уже не могла.

— Проводил? — заинтересовано спросил отец.

— Да, обещал за стариками присматривать.

— Хорошая девочка.

— Папа, наверно, она хорошая. Меня девочки не интересуют.

— Это намёк? Сын, я приму тебя любого.

— Прекрати, я не о том, с тобой серьёзно говорить можно?

— О