Внешнеполитическое положение Советского Союза летом 1945 года было идеальным. Победитель Гитлера мог рассчитывать на самое дружеское участие со всех сторон. После разгрома Японии Соединенные Штаты стремительно сокращали свою армию, их сухопутные силы стали в десять раз меньшими, чем советские. Врагов не было. И не надо было их создавать. Страна чувствовала бы себя в полнейшей безопасности в послевоенные годы…

Государственный департамент США попросил свое посольство в Москве растолковать реальные мотивы сталинской политики: что стоит за февральской речью Сталина? Почему советские руководители отвергают американские предложения и с ними невозможно договориться?

Телеграмма поступила советнику-посланнику Джорджу Фросту Кеннану, который остался поверенным в делах после отъезда посла Гарримана. Кеннан, прекрасно говоривший по-русски, знаток русской истории и литературы, был среди первых американских дипломатов, приехавших в Москву в 1933 году.

Весной 1944 года его вновь командировали в Советский Союз. Штат американского посольства состоял из двадцати пяти — тридцати дипломатов и тридцати пяти — сорока клерков, большинство из них были женами дипломатов. Полтора десятка человек служили в военных атташатах и еще двадцать пять военнослужащих в основном занимались средствами связи…

«Мы искренне сочувствовали страданиям русских людей в военное время и ценили их героизм, — вспоминал Кеннан. — Мы сделали им только добро, поэтому особенно тяжело было видеть, что на нас смотрели как на носителей какой-то инфекции.

Сталин и его окружение — это люди, в свое время заключившие пакт о ненападении с Германией. Они были тогда враждебны Соединенным Штатам и Англии, и трудно поверить, чтобы их взгляды претерпели радикальные изменения».

В отличие от знатока российской жизни дипломата Кеннана большинство американских политиков не имело ни малейшего представления о том, что представляет собой советский режим и кто такой Сталин.

В сентябре 1945 года в Москву приехала группа конгрессменов, чтобы встретиться со Сталиным. Американцев прокатили на метро, потом славно угостили и на двух лимузинах повезли к вождю. Когда подъезжали к воротам Кремля, Кеннан услышал в машине чей-то хриплый и не очень трезвый голос:

— Черт побери, да кто такой этот Сталин? Почему я должен с ним встречаться? Я, пожалуй, выйду.

Кеннан твердо сказал нарушителю спокойствия:

— Не выдумывайте! Вы будете сидеть здесь и останетесь со всеми.

Когда они уже въехали в Кремль, сопровождаемые двумя машинами с вооруженными сотрудниками госбезопасности, Кеннан услышал, как тот же голос произнес:

— А что, если я щелкну этого старикана по носу?..

Вождь принял американских законодателей 14 сентября в восемь вечера. Присутствовали еще Вышинский и переводчик.

«Великоватый китель, который носил Сталин, — вспоминал Кеннан, — возможно, компенсировал недостаточную представительность его внешнего облика. Волевое лицо, несмотря на грубоватые черты, казалось даже привлекательным. Желтые глаза, усы, слегка топорщившиеся, оспинки на щеках придавали ему сходство со старым тигром, покрытым шрамами. Сталин был прост в обращении, выглядел спокойным и хладнокровным. Неподготовленный гость мог не догадаться, какая бездна расчетливости, властолюбия, жестокости и хитрости скрывалась за этим непритязательным внешним обликом. Великое умение притворяться — часть его великого искусства управлять».

В февральские дни 1946 года Джордж Кеннан болел, лежал в постели в Спасо-Хаусе и хандрил. Он страдал от жестокой простуды, которая сопровождалась высокой температурой, и от гайморита. Вдобавок у него ныли зубы. Интроверт, часто пребывавший в унынии, он был не из тех, кто хорошо чувствовал себя во враждебном и подозрительном мире сталинской Москвы, где иностранных дипломатов отрезали от общения не только с простыми людьми, но и даже с чиновниками.

Джордж Кеннан пребывал в депрессии и подумывал об отставке, поскольку к нему не прислушивались.

«При администрации Рузвельта, — вспоминал Кеннан, — преобладала наивность в отношении Советского Союза. Это представляло серьезную опасность, против которой надо было бороться. В советско-американских отношениях нельзя было действовать такими простыми и даже детскими методами, которые импонировали Франклину Рузвельту и которые, как ожидалось, должны были понравиться советским руководителям и прежде всего лично Сталину».

Кеннан был шокирован, когда обнаружил, что однажды Рузвельт попросил Сталина вмешаться в американские внутриполитические дела — отговорить коммунистическую партию Соединенных Штатов оказывать ему поддержку на президентских выборах, так как эта поддержка поставила бы его в затруднительное положение.

Кеннан полагал, что у него на родине вовсе не понимают, с кем имеют дело.

«Советский режим — прежде всего полицейский режим. Это обстоятельство никогда не следует упускать из виду при оценке советских мотивов. В отличие от гитлеровской Германии действия Советского Союза не носят авантюристического характера. Советы не идут на ненужный риск. Глухие к логике разума, они в высшей степени чувствительны к логике силы».

Советник-посланник американского посольства втолковывал чиновникам в Вашингтоне: прежде чем они смогут обсуждать со Сталиным будущее Европы, ему нужно доказать, что США не позволят СССР добиться своих целей путем применения силы, что у Запада достаточно мужества, твердости и уверенности в своих силах и западные страны не позволят обвести себя вокруг пальца.

«Мы дали повод Сталину думать, — считал Кеннан, — что западная часть Европы находится в плачевном состоянии, а Соединенные Штаты исходят из абсолютно наивных и преувеличенных представлений о советской мощи, поэтому он легко сможет выдавить американцев со всего евроазиатского пространства и навязать миру свою политику. Мне было ясно, что, пока советские руководители так думают, у нас нет никакой надежды эффективно вести с ними дела. Поэтому в 1945 и 1946 годах я призывал Вашингтон ужесточить позицию и рассеять московские иллюзии. Я был убежден, что мы должны доказать русским, что они ничего не добьются без сотрудничества с нами».

Кеннан предлагал «откровенно поделить Европу на сферы влияния, держаться подальше от российской сферы и держать русских подальше от нашей сферы». Его коллега по Государственному департаменту Чарлз Болен (еще один будущий посол в Москве) ответил, что подобная политика немыслима для демократического государства, только тоталитарные режимы на это способны.

Получив запрос из Вашингтона относительно подлинного смысла речи Сталина, Кеннан мог высказаться откровенно. 22 февраля 1946 года он отправил в Государственный департамент так называемую «длинную» телеграмму:

«Я не в состоянии уместить ответы на заданные мне вопросы в кратком сообщении без риска представить их в слишком упрощенном виде. Я надеюсь, департамент не будет возражать, если я разобью ответы на вопросы на пять разделов:

особенности советского мировоззрения в отражении официальной пропагандистской машины; основы этого мировоззрения;