Брис и Кзавье, тут же прекратив свои ласки, удивленно посмотрели на нее. Глаза ее закатились, тело сотрясала дрожь.

Вдруг, нарушая повисшую в комнате тишину, Франсуа встряхнул жену и закричал:

– Ты моя! Ты понимаешь, что принадлежишь мне? Я могу одалживать тебя, кому захочу!

Кзавье сказал, вставая:

– Ну и сволочь ты все-таки!

– Давай, я тебе говорю! – жалобно настаивал Франсуа… Она моя! Продолжай, Кзавье! Брис, это же классно!

– Подожди, Франсуа! Расслабься… – прошептал Брис, высвобождая ее из объятий мужа. Ему захотелось избавиться от наваждения. – Извини, – тихо обратился он к молодой женщине. – Твой муж не предупредил нас, что ты не хочешь… Мы никого не принуждаем… Такое у нас правило…

Затем он повернулся к Франсуа и жестко сказал ему:

– У тебя потрясающая жена! У меня на нее встает, но нужно, чтобы она была согласна! И ты прекрасно это знал, приятель! Чао, красавица! – добавил он, погладив ее по щеке.

Кзавье взял со стола бутылку вина и отпил из нее два глотка. Прямо из горлышка. Затем молча вышел вслед за Брисом.

Она слышала, как захлопнулась входная дверь. Она смотрела на недопитые бокалы с вином. Потом ее взгляд упал на нетронутое мороженое, которое таяло и вытекало из креманки. Какое-то время она смотрела на свое тело. Обнаженное. Затем задула свечи и тяжело дошла до кровати, погасила настольную лампу и взглянула на светящиеся цифры будильника. Одиннадцать сорок пять. Не так уж поздно. Заметив вдруг, что дрожит, она встала и натянула футболку. Ноги были по-прежнему ледяными. Тогда она достала из шкафа пару носков. Пробивавшаяся из-под двери полоса света напоминала в этой темной спальне последний луч заходящего солнца. Она залезла под простыню. Франсуа расхаживал из гостиной на кухню и обратно. Она расслышала стук тарелок, которые он складывал в посудомоечную машину. Ей показалось, что зашумел пылесос. Затем наступила тишина. Франсуа не пришел. Ни чтобы объясниться, ни чтобы оправдаться… Холод простыней назойливо напоминал о его отсутствии. Ощущение пустоты в постели – хуже нет ничего, это как если бы у тебя ампутировали полтела Это была ее последняя мысль. Крепко сжав кулаки и подтянув к животу колени, она заснула в позе зародыша. Она была похожа на ребенка, который сердится на эту жизнь, на этот мир. Ее так ранили!

Франсуа не решился войти к ней в спальню. Он прибрался на кухне, пытаясь заслужить этим прощение. Жалкая компенсация. Сколько людей в этот момент оправдывали так внебрачные радости плоти? Тысячи. А может быть, миллионы! Потеря либидо невероятно угнетала его. Если бы речь шла о ком-то другом, он бы даже не пытался ничего предпринять. Он бы просто ушел. Но ее он любил слишком сильно. И только что увиденный им спектакль с участием приятелей вдруг как по волшебству воскресил влечение к ней. Завтра он принесет ей в постель на красивом подносе горячие круассаны и свежевыжатый апельсиновый сок. Завтра он поговорит с ней. Ему не хотелось такой жизни. И еще меньше хотелось стать одним из тех мужей, которые убирают грязные тарелки, чтобы избежать разговора о своих грязных поступках.

– В общем, дорогая, у нас нет выбора… – подытожил Франсуа.

Когда-нибудь, когда ты мне наскучишь… Она даже не притронулась к круассанам.

– Это и есть то будущее, которое ты мне предлагаешь? А мы, что останется от нас? – спросила она надломленным голосом.

– Все… Ведь я люблю тебя!

– Ты хочешь, чтобы я поверила тебе? Любишь, одалживая меня другим?

– Да, я люблю тебя!

– И тебе этого мало?

– Чего? Любить?

– Чтобы хотеть меня?

– Да, мало!

– Тем не менее, знаешь ли, есть мужья, которые любят и хотят своих жен! Даже после долгих лет совместной жизни!

– Тем лучше для них. Но позволь мне в этом усомниться: они, может быть, и любят своих жен но наверняка изменяют им!

– Измена это не единственный выход!

– Потому-то я и предлагаю тебе Бриса и Кзавье!

– Я не могу заниматься сексом с тем, кого не люблю.

– Врешь! Мы все через это прошли… Ты можешь сделать это для меня!

– Я не могу заниматься любовью втроем. Или вчетвером. Называй это как хочешь. – Она покачала головой. – Не могу! Понимаешь ты это или нет?

– А я уверен, что можешь! Я буду рядом… Ты только представь… Представь себе, любовь моя, как это было бы здорово!

Он пощекотал ей грудь. Она резко убрала его руку и продолжила:

– Это противоречит моим моральным принципам!

– Что это еще значит – «моим моральным принципам»? Ты боишься?

– Ничего подобного! Это значит то, что значит! Это ненормально!

– Я не вижу здесь ничего ненормального!

– Вот именно! Стоит только послушать всех этих придурков на телевидении, как поверишь, что весь Париж занимается свингом, что это последний крик… Заниматься сексом вдвоем – это устарело! – Она перешла на крик – У этих типов настолько убогое воображение! Они, видите ли, решили, что одна и та же женщина их уже не возбуждает! Как и тебя! Ее глаза сверкали.

– Но я же не с телевидения! Ты несешь черт знает что! Ты сама идиотка! Сотни женщин мечтали бы о таком: три красавца для нее одной… А мадам отказывается!

– Да, отказываюсь! Оставь меня в покое…

Он немного помолчал и снова начал:

– Подумай, любовь моя. Ты ведь знаешь, как для меня важен секс.

– Но я же здесь! Ты всегда делал со мной все что хотел! Я моложе тебя на двадцать лет, и у меня есть все, что нужно: влагалище, грудь! Далеко не всем так везет!

– Возможно, но ты меня больше не возбуждаешь!

– Но почему?

Она заплакала…

– Другие на твоем месте пошли бы по женщинам, а ты…

– Ты этого хочешь?

– Нет, но это было бы более нормальным! Более моральным… почти…

– У нас с тобой разные системы ценностей!

– Это уж точно!

– Послушай меня хорошенько! Если хочешь, я могу отправиться на сторону! Но с тобой спать перестану. Навсегда. А если так, то мы расстанемся!

Его голос зазвучал угрожающе.

– Это шантаж!

– Нет, любовь моя, это жизнь!

– …

– Подумай!

– …

– Попробуй хотя бы один раз! Если тебе не понравится, то мы прекратим!

– …

Она тихо плакала.

– Тебе даже не придется самой их трогать! Ты просто отдашься им, и все! Я понаблюдаю за вами, а потом… я так захочу тебя, что буду любить как богиню. Знаешь, что ты в результате выиграешь? Оргазмы, которым не будет конца.