Энн бросила взгляд на Лидию и вопросительно подняла брови.

– Мама хочет с тобой познакомиться, – сказала она. – Если есть желание, загляни к ней. А я пойду вниз.

– Я с вами, – сообщила Тесса.

– Не пора ли тебе в постель? – намекнула Лидия.

– Я ложусь спать, когда устаю, – заявила девочка. – Но не раньше!

Встав с кровати, она поправила платье и выскочила за порог, опередив Энн. Было в этом что-то вызывающее и вместе с тем милое и непосредственное, и Лидия поняла, что, несмотря на своенравность, Тесса определенно ей нравится.

Оставшись наконец одна, Лидия сняла шляпку и, встав перед зеркалом, пригладила темные волнистые волосы. Ей тотчас припомнились слова Тессы: «Вы не понравитесь моей мамочке, вы слишком красивая!» – и она улыбнулась.

Лидия уже поняла: леди Хигли ей неприятна. Впрочем, она тотчас упрекнула себя за поспешные выводы и излишнюю критичность. С другой стороны, с первого взгляда было ясно: Нина Хигли принадлежит к тому типу женщин, с которым она при всем желании не хотела бы иметь ничего общего.

Вымыв руки, Лидия направилась к двери, ведущей в комнату миссис Карлтон. Прежде чем постучать, секунду помедлила. Интересно, какой окажется мать Энн Таверель? Повернув дверную ручку, она услышала низкий голос:

– Войдите!

Жалюзи были закрыты, в комнате царил полумрак. Первое, что бросилось Лидии в глаза, – это прохладное пространство комнаты, белые шторы и мягкий ковер, в котором утопали ноги.

Она растерянно огляделась по сторонам.

Наконец она увидела мать Энн – та лежала на диване у дальнего окна. Ноги прикрыты горностаевой накидкой, голова откинута на обтянутый шелком подголовник. Лидия закрыла за собой дверь и шагнула на середину комнаты.

Когда она подошла ближе, Маргарет Карлтон протянула ей тонкую руку и сказала:

– Добро пожаловать в Египет!

Лидия пожала протянутую ладонь и, посмотрев на бледное лицо хозяйки дома, оторопела. Она ожидала увидеть женщину, сохранившую следы былой красоты, чья внешность соответствовала бы сюжету страстного любовного романа.

«Боже, какая старая, – подумала Лидия. – Старая, морщинистая… некрасивая!»

Лидия смотрела на бледное, мучнисто-белое лицо, слушала глухой, чуть жалобный голос, каким Маргарет осведомилась об Эвелин и их путешествии, и поймала себя на том, что все ее мысли вертятся вокруг Джеральда Карлтона.

«Он молод, – подумала она. – Молод и красив, а эта женщина почти старуха. Что он может испытывать к ней кроме жалости?»

Разговаривая с Маргарет, Лидия тщетно пыталась найти в своей собеседнице обаяние, следы былой привлекательности или черты характера, которые могли бы располагать к ней людей. Увы, безрезультатно.

Как только глаза привыкли к царившему в комнате полумраку, она заметила следы неухоженности, которые присущи далеко не всем инвалидам.

Хозяйка дома была одета кое-как, волосы не причесаны, лицо напудрено небрежно, словно второпях.

«Возможно, ей действительно нездоровится, – подумала Лидия, – но это лишь сильнее подчеркивает разницу в возрасте супругов».

– Вы видели Джеральда, моего мужа? – спросила Маргарет, когда Лидия закончила рассказ о путешествии.

– Да, но мы обмолвились всего парой слов. Он занят, там внизу вечеринка.

– Джеральд обожает вечеринки, – подтвердила Маргарет. – Когда-то они мне тоже нравились, а теперь вызывают лишь головную боль. Вечеринки теперь не для меня. Впрочем, теперь все не для меня.

Лидия смутилась. В словах Маргарет слышалась горечь и даже некий упрек. Вот только что на это скажешь, какие слова утешения найдешь?

– Я вам очень сочувствую, – наконец произнесла она как можно мягче.

– Я никогда не привыкну к своему нынешнему положению, – сказала Маргарет. – Миссис Брайант, если бы вы только знали, что это такое – лежать тут день за днем, неделю за неделей, год за годом, зная, что уже никогда не встанешь на ноги, никогда не наденешь красивое платье, никогда не повеселишься так, как раньше.

Она замолчала, но Лидии было нечего ответить на эту неожиданную горестную исповедь.

– И когда я увидела свою дочь, – продолжила Маргарет, – когда увидела, как похожа она на меня в юности, до того, как это случилось…

Маргарет не смогла договорить. Голос сорвался, на глазах выступили слезы. Лидии стало совершенно очевидно, что именно встреча с Энн так расстроила собеседницу. С молодой, красивой, полной веселья.

Она прикоснулась к руке Маргарет, пытаясь без слов выразить сочувствие и понимание.

– Все считали меня красавицей, – продолжала та. – И я действительно была хороша, нисколько не стыжусь в этом признаться. Я покажу фотографии, вы сами убедитесь, своими глазами.

Последнюю фразу она произнесла, лихорадочно захлебываясь, и тотчас позвонила в колокольчик, висевший на шнурке над диваном.

Почти мгновенно, как будто кто-то ожидал звонка, дверь открылась, и на пороге появилась сиделка.

– Принеси мои фотографии, Денди, – приказала миссис Карлтон. – Принеси все, и быстро!

Вместо того чтобы броситься выполнять распоряжение Маргарет, сиделка шагнула в комнату.

– Да, да, сейчас принесу, – мягко проговорила она. – Только не волнуйтесь понапрасну, вы же знаете, вам нельзя волноваться. Я сейчас принесу альбомы с фотографиями, дорогая, только не нужно меня торопить.

– Ах, Денди, умоляю, только не нуди! – отозвалась Маргарет тоном капризного ребенка. – Я хочу показать их миссис Брайант.

Лидия улыбнулась сиделке.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровалась она. – Я с удовольствием посмотрю фотографии, хотя, мне кажется, это вполне можно отложить до завтра.

– Нет-нет, не стоит откладывать, лучше взгляните на них сегодня, – возразила Денди, не сводя глаз с хозяйки дома. – Она очень расстроится, если не добьется своего. Все ведь только и делают, что ублажают вас, правда, милая?

Она поправила Маргарет подушку и немного приподняла ее. Лидия отметила, что в отношениях между сиделкой и подопечной царят теплота и понимание.

Внешне Денди производила довольно необычное впечатление. Это была толстушка с круглым жизнерадостным лицом, которое в юности наверняка было по-своему хорошеньким. Густые и темные кудрявые волосы были аккуратно запрятаны под накрахмаленную белую шапочку.

Когда она улыбалась, ее лицо собиралось сеточкой морщинок, под темными ресницами ярко поблескивали глаза, а на пухлых щеках появлялись две симпатичные ямочки. Она включила свет, Маргарет тут же попросила вместо этого раздвинуть шторы, но та ответила с обескураживающей прямотой:

– Нет, скоро стемнеет, а вы сами знаете, что в сумерках на вас накатывают воспоминания, и вы будете чувствовать себя совершенно несчастной. Уж лучше при свете. Вы сможете посмотреть фотографии и от души поплакать.