– Мог, – возразила она. – Но не оставил.

Прижавшись к стене, она выглянула в окно. Ричард тоже подошел посмотреть. На противоположной стороне улицы господа Круп и Вандермар выходили из булочной, объявление с заголовком «Вы видели эту девушку?» красовалось на самом видном месте в витрине.

– Они правда твои братья? – спросил он.

– Да будет тебе, – пренебрежительно протянула она. – Сам-то ты в это веришь?

Прихлебывая чай, он попытался сделать вид, что все нормально, все так и должно быть.

– Так где ты была? – спросил он. – Только что?

– Здесь, – ответила она. – Слушай, раз эти двое ошиваются поблизости, нужно передать записку кое-кому… – Она помедлила. – Кое-кому, кто может помочь. Я сама не решусь отсюда выйти.

– Ну… Разве тебе совсем некуда пойти? Позвонить кому-нибудь мы не можем?

Забрав у него трубку с волочащимся за ней обрезанным шнуром, она покачала головой.

– У моих друзей нет телефона. – Девушка положила трубку на телефон, где она показалась Ричарду такой бесполезной и одинокой.

А девушка улыбнулась – быстрой озорной улыбкой.

– Хлебные крошки! – сказала она.

– Извини? – переспросил Ричард.

Окошко в задней стене спальни Ричарда выходило на небольшой пятачок черепицы и кровельных желобов. Чтобы дотянуться до него, девушке пришлось встать на кровать. Распахнув окно, она разбросала по крыше крошки.

– Но я не понимаю, – гнул свое Ричард.

– Конечно, не понимаешь, – согласилась она. – А теперь – ш-ш-ш. – Она приложила палец к губам.

Сверху захлопали крылья, и на крышу приземлился лоснящийся, отблескивающий пурпурно-серо-зеленым голубь. Голубь стал клевать крошки, д'Верь, протянув здоровую правую руку, осторожно его взяла. Птица посмотрела на нее с любопытством, но сопротивляться не стала.

Они сели на кровать. Д'Верь попросила Ричарда подержать голубя, пока она прикрепляла к его лапке записку ярко-синей резинкой, которой Ричард прежде скреплял счета за электричество.

Ричард и в лучшие времена голубей в руки брал без особого энтузиазма.

– Не понимаю, какой в этом смысл, – сказал он. – Я хочу сказать, это же не почтовый голубь, а самый обычный лондонский. Из тех, что гадят на памятник лорду Нельсону.

– Вот именно, – согласилась д'Верь.

Одна щека у нее была оцарапана, грязные рыжие волосы казались спутанными. Спутанными, но не свалявшимися. А глаза… Ричард поймал себя на том, что не может сказать, какого цвета у нее глаза. Они не были ни голубыми, ни зелеными, ни карими; они напоминали огненные опалы: при каждом ее движении, каждой ее гримаске в них вспыхивали и исчезали зеленые, синие, даже красные искорки.

Забрав у него птицу, она поднесла ее к лицу и внимательно всмотрелась в глаза. Склонив голову набок, птица в свою очередь уставилась на нее.

– Ладно, – сказала д'Верь, а потом издала странный звук, похожий на гульканье голубей, – ладно, Чиррлпп, ты разыщешь маркиза де Карабаса. Понятно?

Голубка гулькнула в ответ.

– Молодчина. Понимаешь, это важно, поэтому лучше бы…

Птица прервала ее брюзгливым гульканьем.

– Извини, – сказала д'Верь. – Конечно, ты знаешь, что делаешь.

Поднеся птицу к окну, она подкинула ее в воздух. Ричард только пораженно наблюдал за этим ритуалом.

– А знаешь, если судить по воркованию, она как будто тебя поняла, – сказал он, глядя, как птица все уменьшается и наконец исчезает за коньком дальней крыши.

– По-всякому бывает, – ответила д'Верь. – А теперь остается только ждать.

Подойдя к книжному шкафу в углу спальни, она нашла «Мэнсфилд-парк», о существовании которого в своем доме Ричард даже не подозревал, и удалилась с книгой в гостиную. Ричард поплелся следом. Устроившись поудобнее на диване, д'Верь открыла книгу.

– Значит, это искаженное «Вера»? – спросил он.

– Что?

– Твое имя.

– Нет.

– А как оно пишется?

– «Дэ»-«Вэ»-«Е»-«Эр»-«Мягкий знак». Как то, во что входят.

– Гм. – И не зная, что еще сказать, спросил: – И что же это за имя такое?

А она посмотрела на него странными многоцветными глазами и ответила:

– Мое, – и вернулась к роману Джейн Остин.

Отыскав пульт, Ричард включил телевизор, потом переключился на другой канал. Потом еще на один. Вздохнул. Переключился на третий.

– Ну и чего мы ждем?

Д'Верь, не поднимая глаз, перевернула страницу.

– Ответа.

– Какого ответа?

Она пожала плечами.

– А, ладно.

Когда с нее смылась хотя бы часть крови и грязи, кожа у нее оказалась очень белая. Интересно, она такая бледная от болезни или от потери крови? Или просто редко выходит на улицу? Что, если она побывала в тюрьме? Хотя нет, для этого она слишком молодо выглядит. Может, сказав, что она сумасшедшая, высокий говорил правду…

– Послушай, когда приходили эти двое мужчин…

– Мужчин? – Опаловые глаза расширились и вспыхнули.

– Круп и, как там его, Вандербильт.

– Ван-дер-мар. – С мгновение она задумчиво смотрела перед собой, потом кивнула: – Да, пожалуй, их можно назвать людьми. У каждого – две руки, две ноги, одна голова.

– Когда они зашли в квартиру, – продолжал Ричард, – где ты была?

Лизнув палец, она перевернула страницу.

– Здесь.

– Но…

Он замолчал – а что тут можно сказать? В квартире ей было спрятаться решительно негде. Но из квартиры она не выходила. Однако же…

В углу зашуршало, и из-под груды видеокассет у телевизора выскочило что-то темное размером чуть больше мыши.

– О Боже! – крикнул Ричард и изо всех сил швырнул в незваного гостя пультом, который с грохотом ударился о кассеты. Темное существо словно растворилось в воздухе.

– Ричард! – возмущенно воскликнула д'Верь.

– Все в порядке, – сказал он и пояснил: – Думаю, это всего лишь крыса.

– Ну конечно, это крыса! – Девушка пробуравила его сердитым взглядом. – А ты напугал бедняжку.

Оглядев комнату, она приоткрыла рот и, прижав язык к передним зубам, издала негромкий свистящий звук.

– Эй? – позвала она, потом, забыв про «Мэнсфилд-парк», стала на колени. – Эй?

Она снова прожгла Ричарда взглядом.

– Не дай бог ты ее ранил… – пригрозила она, а потом мягче обратилась в пространство: – Мне очень жаль, он последний кретин. Выходи.