Как мы тогда срывали глотки, – а наш «Спартак», наша с тобой религия, позорно летела «Ливеру»: сначала – один, потом – два, потом – три, а потом и пять – ноль.

А мы продолжали стоять и заряжать «Только Россия и только „Спартак“!» даже тогда, когда понимали, что – все, уже не встанем.

И как нам потом аплодировали понимающие толк в таких вещах оголтелые фаны великого «Ливерпуля». Аплодировали, увы, не нашей команде, не ее блестящей игре, а нам – промокшим, продрогшим, полупьяным, приехавшим поддержать свою позорно проигрывающую команду из хрен знает какой дали и – стоявшим за нее до конца.

До самого конца.

А потом – я заплакал.

Здоровый, сильный, почти сорокалетний мужик.

И – оглянулся на тебя, Серег, чтобы понять, видишь ли ты мой позор. И увидел, что ты тоже плачешь.

И – навсегда запомнил твою фразу:

– Это – только дождь, Дим. Это всего лишь дождь…

Поймут ли это когда-нибудь уже занявшие мое и скоро займущие твое место на секторе молодые волки, Серег?

Не знаю.

Да и так ли уж это важно?

Мы как-то уж очень сразу с ним друг другу не понравились.

У меня так бывает, иногда.

Вроде и человек нормальный, и лицо правильное, открытое.

От людей с такими лицами подлостей можно не ждать, спокойно поворачиваясь к ним спиной при абсолютно любых взаимоотношениях и жизненных обстоятельствах. А это, в общем-то, в наше беспокойное время – уже немало.

А вот – не нравится, и все дела.

Даже более того – выбешивает.

Уже самим фактом своего существования.

А этот – еще и повод дал.

Да, к тому же, с моей точки зрения, – совсем не маленький.

Мы тогда в нашем пабе сидели, на Сухаре.

С Серегой, Валерой, Лысым и Русланычем.

Я только-только из командировки вернулся, из Сочи. А жена – наоборот, на съемки улетела.

В Китай.

Вот и отмокал с товарищами.

Дома-то все равно тоска, а тут – свет, тепло, компания правильных собутыльников, чемпионат Англии по телевизору.

Что бы и не посидеть благородному дону с благородными донами.

Созвонились, пересеклись, приехали в заведение, пива заказали.

Причем, только Русланыч решил по светлому оттянуться, остальные, естественно, темное выбрали.

Все как всегда.

Сидим, общаемся…

…Тут-то они и ввалились своей немаленькой и совсем, скажем так, не теплой компанией. На вполне себе тревожных щщах и, похоже, совершенно отвратительном настроении.

Видимо, охота как-то не так пошла: то ли не нашли себе оппонентов, то ли нашли, но не совсем удачно. Околофутбол – он, знаете ли, штука тонкая – сегодня, вроде бы, ты врага в асфальт вбиваешь, а завтра – вполне даже и наоборот может получиться.

И – ведь не угадаешь, да и не пожалуешься никому.

А смысл?

Все вокруг только плечами пожмут: типа, парень, а тебя кто-то заставлял себя так позиционировать?

За тебя кто-то решал: типа, а вот ты, стос, будешь у нас проходить вот именно по этому, слегка тревожному ведомству?

Нет?!

Ну, так и иди, сопи в две дырочки.

Или – уходи.

В смысле – совсем уходи, навсегда.

Покупай себе вязаный красно-белый шарфик, «шапку болельщика», пакет «семачек» и сипуй себе на трибуну «С», к кузьмичам.

Там тебе только рады будут.

А не хочешь – молчи и терпи.

Потому как это – твоя жизнь, ты ее сам выбрал, сам за нее и отвечаешь.

И – никто более…

…Поздоровались, пожали друг другу руки, расселись.

Кто-то из знакомых парней, кто постарше, прямо к нам за столик упал, а большинство, и этот мутик в том числе – в другой угол откочевали.

Все правильно.

У нас – своя свадьба, у молодняка – своя.

Зачем напрягаться-то?

Поздоровались, по плечам друг друга похлопали – и достаточно.

Вот тут-то этот перец и отличился.

– А что это, – спрашивает нарочито громко, чтобы я непременно услышал, – за херня, парни, в нашем пабе происходит?! Или у меня крышу несет?! Мне, вроде бы, говорили, что Олигарх правильный чел. Типа, авторитетный и уважаемый. Свой. А сейчас только что с какой-то жидовской мордой познакомили…

Я вздыхаю, встаю и не спеша перемещаюсь в сторону их молодежного столика. Парни с интересом наблюдают за происходящим, но пока что не вмешиваются.

Шоу маст би гоу, блядь, думаю.

…Я обычно на такие подколки не обижаюсь.

И внешность у меня и вправду слегонца чернявая, да и к евреям я, в отличие от большинства парней, отношусь вполне нормально, безо всяких предубеждений и даже с некоторым уважением.

По крайней мере, тому, как они там у себя с муслимами разбираются, – нам еще учиться и учиться.

Но тут – стос просто откровенно нарывается на неприятности.

Или – меня на слабо́ пробивает.

Надо лечить.

И, возможно, самыми что ни на есть радикальными методами.

А то кто-то может еще сдуру решить, что я настолько старый, что уже и зубы крошатся. И тогда – все, звиздец, образуйте живую очередь из желающих полюбопытствовать.

Народ у нас, сцуко, дюже любознательный в этом смысле почему-то подбирается…

…Подхожу, присаживаюсь. Не спеша тушу окурок в их пока еще девственно-чистой пепельнице. Улыбаюсь.

– Ты вообще-то кто, сынок?! – спрашиваю максимально ласково.

Он фыркает.

– Если б у меня такой папаша случился, – кривится, – я б лучше повесился. Или за стенку гондона бы удержался. Потому как лучше сперматозавром остаться, чем с такой рожей каждое утро зеркало ненавидеть…

…Когда парни нас растащили, он уже успел пару зубов на пол выплюнуть.

А я потом на работу неделю ходить не мог.

Потому, как с таким красивым лицом, гламурного сине-зеленого оттенка, в рекламном бизнесе работать – сильно не рекомендуется.

Условности, конечно.

Но из таких условностей вся наша жизнь и состоит, тут уж ничего не поделаешь.

Не нами заведено – не нам и менять.

…С тех пор и понеслась.

Драться мы, правда, больше не дрались, фактически.

Только один раз сцепились после дерби с конями, но это так, скорее от нервов. Да и то парни сразу же растащили, недвусмысленно дав понять, что – еще раз, и больше ни разу.