Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– …! Гони давай!
Тронулся…
Я, чуть отдышавшись, бросил ему тысячную купюру, вынул пачку сигарет, закурил, не спрашивая разрешения.
Опустил стекло, выпустил в стылый майский вечер тонкую струйку дыма:
– Не ссы, брат. Никакие мы не бандиты. Фанаты футбольные. И – не от ментов сваливали. От таких же, как мы. Только с другой стороны линии фронта…
– А-а-а, – тянет таксист облегченно, – а я-то уж подумал…
– А ты не думай, – советую, – это вообще легче. По жизни. А то как только начинаешь о чем-то задумываться, – так вообще жить не хочется…
– Это точно, – вздыхает. – Везти-то вас куда?
Я еще раз глубоко затягиваюсь. Сзади Гарри просит закурить, не глядя кидаю ему пачку «Парламента».
Вроде как поймал, зажигалкой чиркает.
– Да хрен его знает, куда нас везти. Мы об этом пока особо не думали. Нас, знаешь ли, больше интересовал вопрос – «откуда?»…
– Ну, тогда думайте, – ржет, – а я пока – так покатаюсь…
Молчим, едем.
– А фигли тут думать, – подает голос с заднего сиденья Серега. – Шеф, ты тут где-нибудь поблизости хороший пивной ресторанчик знаешь? Недешевый? Чтоб кормили нормально и «Гиннес» темный был обязательно?
Шеф задумывается.
А я – ржу не переставая.
Нервный напряг выходит, похоже.
– Нуты, – задыхаюсь, – Серый, даешь! Ты, вообще-то, нетемный «Гиннес» видел когда-нибудь?
Хохочем уже все.
Взахлеб.
Таксист пока продолжает думать.
– «Джон Булл Паб» сгодится? – спрашивает наконец.
– Вполне. – Только давай сначала встанем, ты на наши морды посмотришь, оценишь. А то вдруг не пустят…
Остановились, вышли под свет фонаря. Водила нас осмотрел критически.
– Вот ты, – тычет в мою сторону кривым указательным пальцем, – еще ничего, сойдешь. А вот остальным – хотя бы умыться надо…
– Ну это, – хмыкаю, – не проблема. Если один пройдет, то и все остальные просочатся. Поехали…
Довез он нас туда действительно от силы минут за пять. Оно и понятно. Вечер, суббота, Москва – пустая.
Все по домам сидят, с семьями.
Кроме таких придурков, как мы, разумеется…
Заходим.
Парни сразу же в сортир ломанулись, в порядок себя приводить. А я в зеркало глянул – прав таксист, и так сойдет.
А руки – попозже помою.
Пошел, сел за столик, заказал четыре пинты «Гиннеса». Насчет еды сказал, что чуть попозже.
Когда друзья подойдут.
А вот, кстати, и они.
Свежевымытые.
Ссадины, конечно, имеются, но шрамы, как говорится, украшают настоящего мужчину.
Угу.
Особенно когда его украшать больше нечем.
Сделали по глотку, уткнулись в меню, выбрали. Попросили сразу же повторить пиво, закурили.
Сидим.
Серега неожиданно глубоко и очень тоскливо вздыхает.
– Да, – говорит, прихлебывая, – парни, что-то я, видимо, в этой жизни недопонимаю…
Отрываемся от кружек, смотрим на него внимательно.
– И что же именно ты недопонимаешь? – не выдерживает первым Жека.
Он у нас еще совсем молодой, хоть и как боец – из лучших. Студент.
– Да многое, Жендос, – снова вздыхает Серега и поворачивается ко мне. – Вот ты, Дим, среди нас по возрасту – самый старший. Да и по жизни тебе многое удалось. Ты можешь мне объяснить, почему они все нас так не любят?
Задумываюсь.
– Ну, за что нас не любят «серые», – усмехаюсь, – тебе, надеюсь, объяснять не надо…
Он досадливо морщится:
– Да иди ты на хрен. Мнение этих животных меня никогда не интересовало. Я – в глобальном смысле.
– Ах, в глоба-а-альном…
И снова задумываюсь.
Молчат, ждут ответа.
– Знаешь, Серег, это – тема серьезная. В двух словах не объяснишь. Да и не уверен я, что мое объяснение верное…
– А ты попробуй, – ухмыляется, – а мы тебя, если что, – поправим. Может, вот так, вместе, и разберемся. Тема-то не только серьезная, но и важная. Для тебя, для меня, для парней. Для нас для всех, короче. Согласен?
– Согласен, – киваю, – важная. Я ведь тоже тут, с вами, не просто так тусую.
– Я понимаю, – соглашается он и делает большой глоток пива. – Продолжай…
Тоже делаю глоток, вытираю губы салфеткой, закуриваю:
– Понимаешь, Серег, этот мир, нынешний, заточен не под нас. Под других.
– Под каких еще других? – перебивает меня Гарри. – Здесь вроде все парняги – люди успешные. И ты в том числе. Ну если только Жека по молодости еще ничего не добился, так у него – все впереди.
– Охолони, Игорянь, – усмехаюсь. – То, что мы к окружающей среде умеем приспосабливаться, еще са-а-авсем не означает, что эта среда нам подходит. Ты вот, когда на акцию выдвигаешься, иной раз та-а-акого ботаника из себя изображаешь, что даже я верю. Вон, помню, когда перед дерби с конями мент у тебя документы схватил, так ты – как тогда разнылся? «Пустите, я здесь не при чем, я не хулиган, я брокер, я на футбол с девушкой хожу…»
Парни ржут.
Уж очень смешно все это тогда со стороны выглядело.
– Так вот, – продолжаю, сделав глоток, – сыграл ты всю эту фигню, конечно, круто. Но тебе-то самому нравилось перед этой тупой харей ботана изображать или хотелось – с пыра ему по яйцам, чтобы не корчил тут из себя блюстителя народных интересов и не присматривался к количеству баксов у тебя в портмоне?
Гарри пожимает плечами:
– А что делать? В таких ситуациях – терпеть надо. Кому лучше станет, если я в участок загремлю?
– Вот в том-то, – вздыхаю, – и все дело. Тебе некомфортно, тебе это не нравится, но поскольку твой ай-кью довольно высок, ты соображаешь, что плетью обуха не перешибешь и мир не переделаешь. Вот и приспосабливаешься, согласен?
– Да конечно согласен, – вздыхает Гарри. – Я вообще в этом мире себя собой чувствую только дома, в семье. Ну и с вами еще, придурками. Когда не дуркуете, а говорите по-человечески и на человеческие темы, а не пытаетесь глобальные проблемы в пабе решать. Тоже мне, «достоевские мальчики» выискались. С такими-то рожами…
Смеемся.
– Ну, так вот, – продолжаю, – этот мир заточен под маленького человека. Его все спасали, ему все пытались помочь найти себя, раскрыться. И чем меньше этот человечек, чем он мельче, – тем лучше. Типа, «ах, он несчастный пидорок, ах, он может трахаться только в попку, ах, давайте его пожалеем». Только ведь это – улица с двусторонним движением, парни. Чем больше ты влезаешь в психологию этих недомерков, тем больше становишься похож на них сам. Вот и стал современным идеалом «мир спокойный, стабильный и безопасный». Наших предков, в веке так в шестнадцатом, от такого мира, я думаю, стошнило бы не по-детски…