Ну и мама старалась. А я – я страдала. Потому что еще будет обед, за ним полдник, а следом и ужин.

Есть я тогда ненавидела. Но – приучили! Это претензия к маме. Обвиняю и настаиваю – виновата она. Я тут вообще ни при чем.

Летом я ездила в лагерь. Лагерь от маминой работы находился там же, в Пестово, на Рузском водохранилище, где был когда-то тоскливый и жуткий мой выездной детский сад. В целом лагерную жизнь я приняла – проблем с коммуникацией у меня не было, подружками я обрастала моментально, любила принимать участие во всяких смотрах и постановках, но условия проживания там были воистину дикими. Например, барак, где мы жили, никогда не отапливался. А холодных и дождливых дней в Подмосковье достаточно. Помню, как мы с девчонками мерзли и никак не могли уснуть – надевали на себя все имеющиеся кофты, брюки и свитера. Страшно, до кровавых ран, зажирали нас комары. Из средств защиты была одна «Гвоздика» – одеколон с мерзким, неистребимым запахом. Да и то, я думаю, это был миф. Воняла она возмутительно, а комарам было, похоже, по барабану. Тошнило от нее только нас.

Но самое страшное в лагере – туалет. Деревянный барак с дырками в полу. Хлорка шибала в нос и глаза – до слез, до тошноты. Хлорки никто не жалел. Ну и никакой интимности, приватности, уединения – все в ряд, как курицы на жерди. За тоненькой и щелястой стенкой – мальчишки. Подглядывают, ржут, улюлюкают. Дебилы.

Баня бывала раз в неделю – маленькая, тесная, душная. Нас торопили – на очереди был следующий отряд. Про все остальное никто не задумывался – что неплохо было бы, в принципе, принять душ и произвести процедуры личной гигиены, хотя бы раз в день. Зато зорко следили за чистотой не только помыслов, но и ног! Ноги – главная часть «организьма», как грустно шутил наш вожатый. Ноги мы мыли ежедневно в обязательном порядке. Прямо на улице располагался длиннющий стальной и бесконечный, метров на десять, «ногомойник» с ледяной водой. Там же чистили зубы. По желобу текла и пенилась серая вода с островками зубной пасты и мыла.

Еще один детский кошмар – утренние линейки. Сонные пионеры, мечтающие о теплой подушке, покачиваясь, с полузакрытыми глазами, стояли в ряд и отдавали салют. Гордо поднимался флаг, – а уж возможность его поднять считалась особой привилегией, это надо было еще заслужить. В столовой нас ждали блин остывшей манной каши и крутое яйцо. На ужине мы воровали хлеб и посыпали его крупной солью – съедали уже в постели перед сном.

В выходные приезжал автобусик с посылками. Родители присылали нам печенье, вафли, карамельки и яблоки. На все остальное почему-то было наложено строгое табу. В палате (так назывались наши «светелки») все это сваливалось в одну кучу и моментально съедалось.

Бывали еще и родительские дни. Приезжали родители с судочками, баночками, мисками и кастрюльками, уводили нас в лес, и там начиналось! Мы, разумеется, ни от чего не отказывались – оголодали. А что творилось с нашими животами назавтра…

Из хорошего были кино, танцы, редкие походы в лес и на озеро. Военная игра «Зарница» – это, скорее, из разряда смешного. Целая постановка с действиями – готовилась она долго, серьезно. Короче – войнушка. Ладно мальчишкам все это было интересно, а нам, девочкам? Перебежки, окопы, заложенные мины – не навоевалась еще наша страна?

Правда, имелось довольно много кружков – по вязанию, шитью, рисованию и лепке. Еще устраивали походы и картошку – посиделки возле костра, с разговорами и запеканием в золе этой самой картошки, которую неохотно давали, вернее, поштучно выдавали толстущие повара.

Костер на рассвете – это романтика.

И, конечно же, именно в лагере случались первые влюбленности и даже романы. Это происходило на танцах, их ждали все! Порядок был такой: день – кино, день – танцульки. Девчонки стояли у стенки и ждали, когда их пригласят. Мальчишки делали вид, что им по барабану всё – и танцы, и девочки. Самые смелые танцевали. Остальные глупо хихикали и толкали друг друга локтями. Девочки из старших отрядов менялись нарядами и воровато пользовались косметикой. Если вожатые засекут подкрашенные ресницы – неминуем скандал. Девицу клеймили позором и даже могли отправить домой. Но, конечно же, смелые продолжали «наводить красоту».

Делали мы и песенники – это была отдельная тема. В толстую тетрадь, обязательно в дерматине, записывались песни – желательно ровным, красивым почерком. Дальше – на что хватит фантазии и поделочного материала: вырезки из журналов, цветные карандаши, акварельные краски, цветы из открыток, фотографии знаменитых актеров. Песенники хранили как зеницу ока, ими хвалились, гордились, устраивали негласные конкурсы – у кого лучше. Песни переписывались.

Но как бы интересно в лагере ни было, домой все равно хотелось. Очень хотелось. Хотя думаю, что наше поколение – это поколение детей общественных, корпоративных.

В те годы было принято переписываться со сверстниками из соцстран – Болгарии, Польши, ГДР, Румынии. Где мы находили их адреса? Убейте, не помню! Кажется, был какой-то журнал, где и печатали адреса иностранных детей, жаждущих переписки со сверстниками. У меня история получилась другая – в поезде, по дороге на любимый курорт, я познакомилась с девочкой. Сразу было понятно – по каким-то приметам, в виде эластичной ленты на волосах и предметов туалета – девочка эта не наша. Разговорились, и точно – оказалась полькой, из Варшавы. По-русски она говорила прекрасно – полькой была только мать, а отец – из того самого городка на Азовском море, куда мы с ней направлялись. Конечно, мы обменялись адресами, и началась переписка. Как-то вечером, под самый Новый год, раздался звонок в дверь. На пороге высокий мужчина, весь в снегу – на улице метель, не видно ни зги, фонари за окном едва различимы, виден лишь слабый и желтоватый их отблеск. В руках у мужчины большая коробка.

– Это вам! – объявил он и, наотрез отказавшись войти, передохнуть и выпить чаю, исчез. Нам, ошарашенным, оставалось только растерянно попрощаться.

В комнате открыли подмокшую от снега коробку, а там – торт! Огромный, вафельный, шоколадный. Красоты неземной! Сверху замок из шоколада, шоколадные же фигурки, по-моему Кот в сапогах. И приложено письмецо от моей польской подруги – с Рождеством Христовым!

Знать бы еще, что это – Рождество? Про Ленина знаю, про Брежнева тоже. Про революцию. И про войну. А вот Рождество…

Прекрасный был сюрприз, неожиданный, вкусный, красивый.

Ели мы этот торт дней пять – такой он был огромный. Ну и подружек школьных позвала – вместе порадоваться.

В конце 60-х мои родители уехали за границу. С собой взяли только младшую сестру. Я осталась в Москве – в маленькой азиатской стране не было русской школы. Эти три года были наполнены тоской по сестре и родителям и еще – очень счастливой жизнью с бабушкой.

По субботам мы «гуляли» – торт-мороженое в картонной коробке с желтыми и розовыми украшениями. За отсутствием морозилки торт надлежало съесть весь и сразу. Что говорить – снова «свезло».