Ли закурила еще одну сигарету и проверила свою почту. После того, как она стерла все ненужное, остались три пункта. Памятная записка из полевого госпиталя на Метце, в которой объяснялось, что врачи смогли поправить в ее руке, а что нет. Ей предписывалось обратиться к врачу по прибытии к новому месту службы. Подробное уведомление о том, что комиссия по надзору отложила принятие окончательного решения по поводу инцидента на планете Метц до полного выяснения обстоятельств. И три сообщения от Коэна.

Она не разговаривала с ним со дня смерти Колодной. Им удалось тогда вынести ее тело, но Дэллоуэй был прав: ничего уже нельзя было сделать. Живой вирус разрушил так много мозга, что, когда медтехи показали Ли снимки, даже ей стало понятно, что Колодной не выкарабкаться.

Колодная вписала Ли в графу «ближайшие родственники» специальной анкеты на случай чрезвычайной ситуации. И не поставила ее в известность. Это открытие потрясло Ли и напомнило ей, что эта строчка ее анкеты пустовала. Но Колодная была не из тех, кто бросает все на волю случая, она оставила точные инструкции о том, что следует делать, если она погибнет.

Ли точно выполнила эти инструкции.

В момент полного отключения Колодной уже присутствовали техи; они начали выуживать драгоценные частицы коммуникационного конденсата из черепа Колодной еще до того, как она остыла. Ли хорошо понимала, что они делают. Господи прости, ей самой не раз приходилось проводить полевые регенерации при тяжелых обстоятельствах. Но, несмотря на это, ее не покидала мысль, что перед ней стервятники, разрывающие Колодную на части. А когда все закончилось, они с Коэном поссорились так сильно, как никогда в жизни.

Она собиралась в резервуары и была не в себе от антишоковых и болеподавляющих процедур, и ей хотелось уйти от разговора с ним. Но он настоял. После чего забросал ее малопонятными техническими терминами вместо разумных объяснений.

– Ты нас подставил, – в конце сказала она, едва контролируя себя. – И поэтому погибла Колодная.

– Она тоже была моим другом, Кэтрин.

– У тебя нет друзей, – отрезала она, снедаемая подозрением, что если бы она не вмешала тогда личные отношения, то Колодная была бы жива. – Ты не запрограммирован для этого.

– Не упрекай меня моей программой, – сказал он, когда все понял. – Это глупо.

– Это правда. Это – то, что ты есть. Ты запрограммирован на то, чтобы изворачиваться и манипулировать людьми, выуживая у них информацию. Мне все это надоело!

Это был их последний разговор. Ей показалось, что кто-то из них зашел слишком далеко, чтобы рассчитывать на прощение, или они оба поступили так. Во всяком случае, она не была уверена, что хотела простить. Или быть прощенной.

Она смотрела на сообщения Коэна в нерешительности. Потом стерла их, не открыв и не прочитав.

Вызов системы связи начал мигать сразу же, как они выпали из зоны медленного времени. Вызов пришел без опознавательного знака адресанта через отдельную секретную станцию телепортации Совета Безопасности. Кто-то хотел срочно поговорить с ней. Кто-то достаточно важный, так как имел доступ к выходу на частную линию из штаба Главного управления. Она ответила на вызов, и вокруг нее появилась трехмерная комната с высоким потолком и мебелью в стиле возрожденного барокко двадцать второго века. Стол из красного клена плыл на изящно изогнутых ножках над сосновым паркетом, отполированным до блеска поколениями офицерских ботинок. Паркет был уложен елочкой – рисунком, характерным для всего здания Администрации Совета Безопасности на Альбе. За столом, положив руки на резные листья и завитки подлокотников кресла, сидела генерал Нгуен.

Она была худощавой, элегантной женщиной, хорошо выглядевшей для своего зрелого возраста. От нее было трудно оторвать взгляд даже через спин-поточный интерфейс. Нос с легкой горбинкой, асимметричные скулы, изогнутая левая бровь напоминали неровную гладь натурального шелка и подчеркивали ее хрупкую человеческую красоту.

Нгуен посмотрела прямо на Ли сразу же, как только появилась на связи, их глаза встретились в потокопространстве. Это была уловка политика. Но, даже понимая это, нельзя было не поддаться на нее. И когда Нгуен пользовалась таким приемом, казалось, что она рядом, а не на расстоянии в световые годы от тебя.

– Майор, – сказала Нгуен тихим, но внятным голосом. – Рада вас видеть.

– Здравствуйте, генерал.

Кто-то заговорил с Нгуен из-за пределов потокопространственного проекционного поля.

– Хорошо, – ответила она своему невидимому помощнику. – Скажите делегату Орозко, что я буду через пять минут.

Она снова обратилась к Ли.

– Извините, майор. Я – вся в делах, как обычно. Ассамблея голосует за военные ассигнования, но там еще нужно кое-что доработать. – И улыбнулась. – Вы, наверно, догадались, майор, что у меня для вас небольшое задание.

Ли попыталась заставить свое онемевшее лицо принять выражение вежливого ожидания. Ей приходилось выполнять для Нгуен дела гораздо серьезнее «небольшого задания». Все, что поручала генерал, было сопряжено с риском и требовало личной преданности, подразумевающей гибкое отношение к правилам или даже их полное нарушение. Но благодарности ее были очень щедрыми. И она хорошо помнила добро, но никогда не забывала ошибки.

Следующие слова Нгуен были так же неожиданны, как и неприятны:

– Вы с Мира Компсона, майор?

– Да, – ответила Ли, почувствовав себя неуютно в кресле.

«Матерь Божья, только не на Мир Компсона. Куда угодно, только не туда».

– И вы ни разу не были дома со дня зачисления на службу?

Ли не ответила. Сказанное вовсе не было вопросом: Нгуен имела допуск на просмотр ее психофайлов и через пять минут могла узнать столько же о ее личной жизни, сколько помнила сама Ли. Даже гораздо больше, если казарменные пересуды о вытягивании памяти были правдой.

– А почему? – спросила Нгуен.

Ли начала было отвечать, но поперхнулась.

– Это не то место, которое можно считать домом.

– Не то место, которое можно считать домом, – повторила Нгуен, и в ее устах слова прозвучали как загадка. – А теперь скажите мне, что вы собирались сказать сначала, но передумали.

Ли помедлила с ответом. У нее высохли губы, желание облизнуть их было таким же сильным, как желание расчесывать болячку.

– Я хотела сказать, что, уезжая оттуда, поклялась: лучше умру, чем вернусь обратно.

– Я надеюсь, что вы изменили свое мнение, поскольку через четыре часа ваш корабль причалит к орбитальной станции АМК Мира Компсона.

Нгуен дотянулась до серебряного подноса, на котором стояли графин воды со льдом и два хрустальных стакана. Она налила воды в стакан и подала его Ли. Ли поднесла его к губам, услышав, как кусочки льда позвякивают о хрусталь.