Мысль пронеслась по краю ее сознания, мягкая и щекотная. Он просил о прощении без слов. «Поцелуи бабочек», – подумала она, вспомнив о детстве. Но когда она вылавливала воспоминание, оно не возвращалось, и она не могла понять: принадлежало оно ей или Коэну. При мысли, что она может путать себя с ним, по ней пробежал озноб. Затем страх перерос во… что-то. Во что-то пока непонятное, но с чем она могла жить…

– А зачем ты вернулся? – спросила она.

– Ты обещала подумать кое о чем. Мне было интересно узнать твое решение.

Она не могла чувствовать и понимать его так же, как понимала в те часы в шахте. Но он должен был знать. Как он мог прикасаться к ней, как он мог смотреть на нее, не зная?

– Я тебе давно сказала.

– Чувствовать – не значит, что ты можешь следовать этому чувству.

– Нет, – сказала она. – Не значит. Я согласна.

Он немного отстранился от нее во время разговора. Но теперь снова подвинулся ближе, коснулся ее руки и заглянул ей в глаза.

– Что ты сейчас хочешь, Кэтрин?

Вместо ответа она посмотрела на него, наполненная теплом и стремлением к нему, ощущая в его улыбке то, чему она уже не могла приклеить ярлык и дать название, существующее помимо слов. В ее сознании появился образ красной розы. Настоящей розы, немного колючей, чуть-чуть увядшей. Розы и шипов.

– Всего. – Она улыбнулась. – Абсолютно всего.