В этом смысле наши близкие способствуют созданию ценности. Они помогают нам увидеть смысл, особенно в том, что касается учебы. Еще одним примером может стать история человека по имени Лэнгстон Тинглин-Клеммонс. Он окончил колледж более десяти лет назад, но до сих пор вспоминает, как когда-то поднял руку на занятиях по химии в Бакнеллском университете.

Маленький и хрупкий Тинглин-Клеммонс сидел в те времена на одном из первых рядов в аудитории. Он только что поступил в колледж и старательно демонстрировал свой отменный вкус в одежде, ему нравились зажимы для галстуков и носки с узорами. Его родные шутили, что он появился на свет в костюме индивидуального пошива. Даже когда он занимался спортом, части его формы идеально сочетались.

В тот день Тинглин-Клеммонс поднял руку, желая задать вопрос, и вдруг ему показалось, что абсолютно все в аудитории пристально смотрят на него. В Бакнеллском университете тогда училось более 3000 студентов, и среди них лишь несколько сотен чернокожих. Тинглин-Клеммонс оказался единственным афроамериканцем на своем курсе. Аудитория была полна белых, и за те несколько секунд, что Тинглин-Клеммонс дожидался ответа профессора, он успел почувствовать себя абсолютно одиноким. Тихий голосок в его голове нашептывал: «Может, мне здесь не место?»

Через какое-то время Тинглин-Клеммонс бросил заниматься химией. И дело было не в успеваемости. Он был выпускником одной из лучших старших школ Вашингтона, округ Колумбия. Ему просто не хотелось чувствовать себя аутсайдером, чужаком, — а это во время учебы в Бакнеллском университете он ощущал очень часто. «Из-за того, что я был единственным черным, меня узнавали все в кампусе, — рассказывал мне Тинглин-Клеммонс. — Со мной здоровались какие-то люди, а я понятия не имел, кто это такие».

Начало учебы в колледже — нелегкое испытание практически для всех. Нужно заводить новых друзей, много учиться и привыкать жить вдали от родного дома. Но цветным студентам приходится еще тяжелее. Часто они начинают чувствовать себя не на своем месте и с трудом приспосабливаются к обстановке. Культура общения и поведения в колледже оказывается совсем иной, чем дома. «Иногда мне казалось, что я — какой-то остров», — говорил мне Тинглин-Клеммонс.

Несколько лет назад Дебора Биал решила заняться этой проблемой. Чтобы помочь студентам, оказавшимся в подобной непростой ситуации, и обеспечить им социальную поддержку внутри колледжа, Дебора запустила программу под названием Posse — «Отряд». По этой программе цветные студенты, как правило из неблагополучных семей, отправляются в различные колледжи страны группами по десять человек. Это помогает молодым людям не чувствовать себя одинокими и знать, что у них есть «отряд», который их поддержит.

Тинглин-Клеммонс был одним из первых студентов, поступивших в Бакнеллский университет по программе Posse{11}, и, несмотря на неприятный опыт с химией, программа дала ему возможность почувствовать себя «нормальным». Вместе с другими студентами из своего «отряда» он слушал музыку и ходил обедать. Они обсуждали друг с другом неловкие ситуации, в которые попадали на занятиях, и играли в баскетбол, чтобы выпустить пар. Группа была маленькой и очень сплоченной. Один из товарищей Тинглин-Клеммонса по Posse потом стал шафером на его свадьбе.

Такая эмоциональная поддержка смещает мотивационное равновесие, создавая ощущение ценности и смысла в учебе. Участники программы Posse имеют больше шансов на успешное окончание колледжа, чем другие цветные студенты, — дипломы получают более 90 % из них. Тинглин-Клеммонс получил в Бакнеллском университете диплом по двум специальностям — истории и религии, а на последнем курсе стал президентом студенческого совета. Сегодня он уверен, что все это стало возможным только благодаря программе Posse{12}.

Мы часто недооцениваем то, насколько важна эта наша потребность быть причастными к чему-либо, — как, впрочем, и многое другое, имеющее отношение к ценности и смыслу. Причина отчасти в том, что социальные сигналы, как правило, трудно заметить. Они шепчут, а не кричат, и распознать чувство общности и социальной ценности обычно удается лишь по косвенным признакам — например, интонациям или жестам.

Это означает, что незначительные изменения в социальной динамике могут иметь на удивление большой эффект. Так, в одном исследовании выяснилось, что у школьников-азиатов с характерными национальными именами (например, Лю) оценки по математике в среднем выше, чем у азиатских детей с «обычными» именами, такими как Алекс. Почему? Потому что учителя подсознательно считают, что учащиеся с азиатскими именами воспринимают математику «более серьезно», и ждут от них большего, чем от остальных, при этом уделяя больше внимания{13}.

Кроме того, мы обычно определяем социальную идентичность лишь в сравнении с другими идентичностями. Я никогда не чувствовал себя бо́льшим американцем, чем во время визитов в Германию. Только попав в Центральную Европу, я осознал все те привычки — чрезмерную громогласность, чрезмерное дружелюбие, — которые делают меня «настоящим янки». И действительно, должен признаться, что я гораздо громче и радушнее, чем большинство немцев. Но верно и обратное. Именно в Соединенных Штатах я в максимальной степени ощущаю себя немцем, и я гораздо чаще прихожу куда-либо вовремя, чем большинство моих знакомых американцев.

Несмотря на все эти нюансы, социальные факторы оказывают огромное влияние на наше ощущение ценности. Семья и сверстники, друзья и коллеги — все они придают учению эмоциональную значимость, и мы обращаемся к другим людям в моменты, когда страдаем, нервничаем или грустим. Прекрасный пример — тревожность, связанная с экзаменами. Люди, испытывающие такую тревогу, справляются с тестами лучше, если их связывают близкие отношения с друзьями. Складывается впечатление, что поддержка близких служит эмоциональным буфером, который смягчает возникающее на экзаменах напряжение разума, помогает нам управлять чувствами.

Социальные связи также представляют собой один из типов мотивации — люди, которые чувствуют себя одинокими, оказываются менее мотивированными и, как правило, хуже справляются с учебой. Проще говоря, те, кто ходит на занятия вместе с друзьями, обычно получают более высокие оценки, чем те, у кого нет друзей в учебной группе{14}.

Теперь становится понятно, почему так важны публичные обещания. Когда человек объявляет своим друзьям о намерении что-то сделать, шансы на то, что он не бросит это дело, значительно повышаются. Если мы обещаем что-то на странице в Facebook или Twittter — например: «Я собираюсь пойти учиться и получить лицензию агента по недвижимости», — то, как правило, действительно выполняем обещание. Мы хотим быть честными перед своим окружением{15}.

В этом состоит положительная сторона давления компаний сверстников, команд, племен, кланов и кругов общения. Если кто-то посвящает себя учению, те, кто находится рядом с ним, также проявляют повышенную склонность к учебе. Мы не хотим, чтобы нас считали отщепенцами, неудачниками или лентяями, поэтому мотивация и смысл распространяются на всех членов группы. Люди «подцепляют» ощущение мотивированности друг от друга. Как было сказано в одном из недавних научных исследований, «мыслительные усилия заразны»{16}.