Том Сато сам пришел к идее о связи смысла с мыслительными усилиями. Долгие годы Сато давал частные уроки ментальной арифметики, обучая этому методу старшеклассников, в том числе и Серену Стивенсон. Со временем он понял, что формы обучения, предполагающие более активную мыслительную деятельность, обеспечивают более глубокое понимание.

Вскоре Сато начал использовать более активные подходы к обучению в своей собственной жизни. Он освоил программирование — и так успешно, что самостоятельно написал приложение для iPhone. Японский трехструнный инструмент сямисэн он тоже взял в руки не так давно, но уже может наигрывать на нем песенки.

Когда я познакомился с Сато, он начал осваивать тайский бокс. Как-то утром я пришел к нему на тренировку. Было холодно. На улицах лежал снег. Я сидел в спортивном зале с покрытым красными матами полом и наблюдал, как Сато осваивает новый прием.

— Доворачивай руку, как при штопорном ударе! — кричал инструктор Джимми.

Сато снова попробовал совершить комбинацию. Сначала он должен был резким «винтообразным» ударом сбить левую руку противника, направив ее вниз, а затем по дуговой траектории, увеличивающей силу удара, двинуть правой рукой в висок.

Атака Сато казалась неуверенной, по крайней мере сначала. Ему не удавалось опустить руку противника — большая красная перчатка Сато скользила по предплечью Джимми, едва касаясь. Сато повторял сочетание ударов вновь и вновь, двигаясь медленно, сосредотачиваясь на каждом элементе.

— Молодец! — наконец прокричал Джимми, когда Сато провел комбинацию, наверное, в двенадцатый раз. — Молодец!

С точки зрения обучения было совершенно понятно, что происходит. Производя действие — удар, Сато постепенно осознавал, чем этот прием отличается от других, например от уже упомянутого штопорного удара. Иными словами, усилия, приложенные Сато, помогли ему понять, как новый удар сочетается с другими ударами и выпадами.

Эта история может служить наглядным объяснением того, каким образом обучение через действие создает смысл. Активный подход помогает нам увидеть изучаемый предмет во всей его сложности, уловить нюансы и в конечном итоге изменяет способ нашего мышления. Точнее сказать, осознанная работа не просто помогает более прочно усвоить материал. Она также обеспечивает более глубокий уровень понимания предмета.

Возьмем, к примеру, изучение алфавита детьми. Оказывается, дети, которые учатся писать буквы от руки, достигают более глубокого и системного понимания, чем те, которые печатают их на компьютере или просто пытаются запомнить. Физически изображая буквы на бумаге, ребенок легче понимает, как они складываются в слова, — и исследования показывают, что такие ученики гораздо быстрее учатся читать{26}.

В качестве другого примера рассмотрим практику объяснений самому себе. Объясняя сами себе какую-то идею, мы проделываем умственную работу и вырабатываем более системное представление о предмете — что также подтверждено исследованиями. Так, если я пытаюсь объяснить себе понятие силы тяготения, я связываю его с другими — например, с понятием массы. Я также могу обратиться к историческим фактам — например, вспомнить об открытии гравитации сэром Исааком Ньютоном — и объединить понятие силы тяжести с движением и весом.

Положа руку на сердце, замечу, что просто усердно трудиться недостаточно. Даже при активном подходе к учению результат может быть скромным. Иными словами, простое многократное повторение приемов не гарантирует, что вы станете мастером тайского бокса. Кроме того, чтобы быть ментально активным, вовсе не обязательно быть активным физически. Вы можете сидеть на месте, но при этом быть глубоко вовлеченным в процесс. Это прекрасно показывают исследования Дилана Уильяма — он считает, что более активные формы учения эффективны тогда, когда человек усердно размышляет, причем размышляет о том мастерстве, которого хочет достичь{27}.

В какой-то степени эта идея нам знакома, по крайней мере в некоторых специфических областях. Например, такое явление, как забывание языков, имеет долгую историю, и всем известно, что люди «разучиваются» говорить на том или ином языке, если не пользуются им достаточно долго{28}. Такое часто происходит с теми, кто выучил второй язык. Не важно, какой язык вы когда-то знали, китайский или литовский, — вам трудно объясниться на нем, если вы не пользуетесь им постоянно.

Удивительнее то, что забыть можно и родной язык. Не так давно я беседовал с Яёи Отой, которая выросла в сельском районе Боливии. Родители Оты были японцами и в семье обычно говорили по-японски. В детстве она также научилась писать по-японски, ходила на дополнительные занятия по этому языку и разговаривала по-японски со многими своими друзьями.

Окончив школу, Ота переехала в Санта-Крус, один из крупнейших городов Боливии. В повседневной жизни она пользуется преимущественно испанским, японский знает лишь несколько человек в ее окружении, и поэтому сегодня Ота почти совсем забыла родной язык. Она общается с родителями и кое с кем из старых друзей на ломаном японском, но писать практически разучилась.

На первый взгляд это очень странно: ведь первые свои слова Ота произнесла по-японски и много лет говорила по-японски с родителями. Но такое забывание языка происходит с носителями гораздо чаще, чем вы можете себе представить. Сержант Боу Бергдаль, пять лет пробывший в плену у талибов в Афганистане, почти разучился говорить по-английски, несмотря на то что все свое детство он провел в штате Айдахо и говорил только на родном языке.

Такие люди, как Ота или Бергдаль, необязательно забывают все слова родного языка. Например, Ота до сих пор помнит — и может написать — некоторые стандартные фразы. Главное, что теряют такие люди, — смысл. Они не помнят языка как целостной системы, утрачивают понимание связей, на которых он строится. По словам одного ученого, забывание языка — это медленное «развязывание сложного узла внутренних связей».

Итак, мы овладеваем знаниями и навыками, потому что это помогает нам построить смысловую сеть. Эта сеть поддерживает взаимосвязи между знаниями, которые, в свою очередь, подкрепляют ценность, в результате чего меняется ход наших рассуждений. После тренировки по тайскому боксу мы с Сато пошли позавтракать. Он выглядел бледным и утомленным. Мы заказали чай. Пока нам несли еду, Сато объяснял мне, как более активный подход способствует более глубокому пониманию. «Главный вопрос в том, пытаешься ли ты просто запомнить какие-то вещи, — говорил он, — или стремишься увидеть, как они сочетаются друг с другом».