себя добрым, полезным обществу человеком, и его бесила своими выходками только жена.

Полковник проснулся как обычно ровно в шесть утра, сделал физзарядку, принял холодный душ. Своим привычкам он не изменял никогда, несмотря на любые обстоятельства. Затем он приготовил себе яичницу с салом, выпил чашку кофе, оделся и отправился на службу доложить по команде о своем прибытии.

Каждое движение Свинцова ненавистной волной ударяло по нервам Самсоновой. Как только хлопнуло в коридоре, она набросила цепочку на дверь и осторожно прошла в гостиную. Волгин спал безмятежным сном. Она присела на корточки перед диваном и стала любоваться спящим юношей, нежно касаясь его рассыпанных на подушке волос.

XII

Она сидела так, пока Волгин не проснулся. Он со сна улыбнулся и потянулся в постели, потом вдруг вспомнил, что они не одни, тень пробежала по его лицу.

— Он рано уходит, — сказала она, разрешая его сомнения.

Он обнял ее и притянул к себе. Она даже растерялась, не ожидая, что после этой ночи, в нем так сразу вспыхнет желание. Чувство надвигавшегося блаженства охватило ее, губы коснулись губ любимого. Любовь по-прежнему владела всеми их чувствами, и они подчинились ей.

* * *

На следующий день на лекцию Волгин опоздал и присел на подоконнике в коридоре подождать перерыва. Он думал о том, как прекрасно любить и быть любимым. Его даже немного будоражило ощущение преграды в образе прыщеватого полковника КГБ.

По коридору шла Татьяна Козобкина и, завидев его, остановилась.

— Ты что такой веселый.

— Сам не знаю, — отвечал он, протягивая ей руку, которую она не заметила, памятуя, что первой руку должна подавать женщина.

— Просто так, мальчик мой, ничего не бывает в жизни, за все надо платить.

— Суть в том, что один дурак смеется, другой дурак над ним смеется, а в итоге оба — дураки! — отвечал он, смеясь.

— Смеются все, но смеется тот, кто смеется последний, — сказала она, вспомнив прошедший слушок по университету по поводу анонимного письма, которое получил ректор. В нем говорилось о любовной связи доцента Самсоновой со студентом Волгиным. Письмо пока спустили на тормозах, ибо ректор был многим обязан отцу Самсоновой. Скандал мог ударить рикошетом и по нему самому… — А где твой этот придурок?

— Какой? У меня среди знакомых придурков не бывает, Татьяна. Ты тоже моя знакомая, разве я могу сказать, что ты не умная.

— С вами, студентами, не соскучишься, — покровительственно заявила она, шутливо ударила его по плечу. — Знай, мой мальчик, от меня ничего не скроешь.

— Что ты еще знаешь, если ты уж такая умная? — спросил он.

— Я все знаю. — отвечала она. — Только не хочу тебе все рассказывать.

После лекций он сразу позвонил Самсоновой. Она ждала звонка и тут же ответила. Что это был за голос! Он почувствовал, как в груди поднимается волна нежности.

— Подожди меня у Пушкина, я мигом приду.

Он направился по Охотному ряду, вышел на улицу Горького и, миновав центральный телеграф, глянул на часы на башенке. По-прежнему ловил в свои сети Москву мелкий осенний дождичек, и небо над городом висело низко.

У памятника Пушкину они появились одновременно. И сразу отправились в близлежащее кафе «Московское», в котором кормили просто, но вкусно.

— Что ты на меня смотришь? — спросил он, силясь придать себе независимый вид. В полупустом кафе приглушенно играла музыка, то и дело сбиваясь с ритма, видимо, пластинка была затертая и старая.

— Я любуюсь тобой, — быстро проговорила она, принимаясь за кофе и торт.

— Я люблю кончик твоего мизинчика, — сказал Волгин, целуя пальцы ее рук.

— Вон видишь человека в сером костюме, — сказала она, кивком головы показывая на мужчину, стоявшего у стойки и беседующего с барменом. — Только не оглядывайся, заметит. Вон подошел еще один в таком же костюме. Они сейчас сядут рядом с нашим столиком.

— И что? — удивился Волгин, поглаживая ее руку.

— Они стукачи, будут слушать, что мы станем говорить. Сейчас мы допьем, а потом я позвоню, и мы с тобой заедем к Гале Брежневой. Мой папа оказал важную услугу самому Хрущеву, вот откуда у меня все эти знакомые. У нас учились многие дети членов ЦК, Политбюро. Не смотри так на меня.

Разочаровав гэбэшников, устроившихся было «поработать», они покинули кафе. Направились по улице Горького, свернули в Козицкий переулок, и там зашли в телефон-автомат. Прикрыв от внешнего шума трубку, Людмила позвала Галину Леонидовну и начала говорить. Она сказала что-то о нем, затем, получив приглашение, повесила трубку.

— Поехали. Она ждет. Только знай, она охочая до мальчиков, не флиртуй с ней. Связи важнее денег. Папа мой провел меня, как он говорил, по всей линии обороны, вот теперь — твоя очередь.

— Мне никакая помощь не нужна, — отвечал он весело.

— Это ты сейчас говоришь, а потом поймешь, что самому можно только на самом дне, а если хочешь выше, то…

— То-то я смотрю, ты на работе редко бываешь, — засмеялся он, беря ее под руду и прижимаясь к ней.

— Я могу год не ходить, никто мне слова не скажет, анонимку напишут и — все дела, — отвечала весело она, остановила такси, и через десять минут они оказались перед огромным серым домом на Кутузовском проспекте. Даже окна светились здесь как-то по-особенному.

Перед домом прохаживался милиционер; в подъезде сидел вахтер. Он позвонил, ему, видимо, приказали их пропустить. Дверь отворила среднего роста, лет двадцати пяти брюнетка с красивыми глазами, в которых горело любопытство.

— Галюша, вот пришла тебя познакомить, — сказала Самсонова, полуоборачиваясь и как бы выдвигая его на первый план. Он слышал, в квартире кто-то находился еще, доносился разговор, но никто не появлялся более. Галина, протянула ему руку.

— Проходите, — предложила Галина, беря Самсонову за руку и провожая в одну из многочисленных комнат. — Я сейчас скажу, чтоб чаю принесли.

— Кофе, — отвечала Самсонова. — Мы ненадолго. Просто познакомить. Он — Волгин. Владимир Волгин.

— Я вижу, ты отхватила, — покачала головой Галина с игривостью. — Ты, Люда, что ни говори, молодец. Может, поесть чего?

— Да нет, мы тут на чуть-чуть, посидим и пойдем. У нас дела.

— Понимаю вас, — с оживлением и долей лукавства проговорила Галина Брежнева. — Магический цикл любви бесконечен.

Женщины поболтали несколько минут, вспомнили общих знакомых, разговор зашел о красоте.

— Какая одна задача у красивой? — спросила Галина.

— Сохранить красоту.

— Мы, красивые, давай соблазнять, Людка, мужиков нахальных! Ой! — вскрикнула Галина, заходясь в смехе.

Самсонова выигрывала рядом с Брежневой, явно отличаясь интеллектом, хорошим вкусом. Она заключила разговор известным афоризмом, что красота есть душа тела, Галина захлопала