– Вы не тронете меня, я чувствую. А взамен я буду делиться информацией. Я многое знаю. Я помогу, обещаю, – и еще тише, едва различимо добавила: – Вы же хотите сбежать отсюда?

Дверь камеры распахнулась.

– Фома! Тебе совсем жить надоело?! – рявкнул охранник, глядя на чудачку разъяренным взглядом.

Радмир понял, что девчонку убьют сразу, как только она перешагнет порог камеры. А, может быть, и раньше.

– Не тр-р-рожь! Моя девка! – прорычал Вольнов, не повернув головы, но точно зная, что после минувшего выступления охрана трижды подумает прежде, чем возразить ему.

Тюремщик понимал, что Волк, если захочет, превратит его в груду костей за одно мгновение. Прекрасно видел, как и весь остров, как быстро он расправился с Близнецами. А ведь подыхал уже, валялся полутрупом и с трудом отражал удары. Но нет, победил в последнюю секунду, будто играючи.

Сглотнув, тюремщик прикрыл дверь и задвинул засов. Фому было не жаль. Хочет умереть от лап Волка, и пусть!

Глава 6

Божена, кутаясь в теплый платок, пытаясь спрятаться от внезапно поднявшегося ветра, смотрела на могильную плиту.

Надгробье с именем ее отца и датами.

Рядом – плита поменьше. Могила матери Жени.

Божена знала наверняка, если бы старик Грознов или его жена были бы живы, они не позволили бы такую вольность. Не похоронили бы тело усопшего сына рядом с мамой.

Но теперь все изменилось. За две недели, что прошли со дня исчезновения Радмира, кажется, сама жизнь стала другой.

Тихомир Вольнов стал Верховным. Отныне все кланы подчинялись его силе и не смели перечить сильнейшему. И это было хорошо, поскольку Тихомир и Зарета опекали ее, и четко дали понять всем хищникам, что нельзя трогать Божену.

Добромир Вольнов стал вожаком клана Вольных.

А вот клан Грозных пока что остался без управления. Женя была сегодня в старой усадьбе деда, проезжала мимо по пути на кладбище. Там все по-прежнему, и все же все иначе.

Старуха умерла. Как и ее безумный сынок Антон.

Женя не видела, как все произошло. Только слышала. Сожалела ли о том, что теперь у нее никого из кровной родни не осталось?

Пожалуй, нет. Разве что скучала по Федору. Отец всегда относился к ней хорошо. По большому счету, только он и понимал ее. Даже мать больше заботило мнение деда, старухи, погубленная в молодости репутация.

Женя вспоминала секреты, тщательно скрываемые кланом. Мать Божены была младшей дочерью Антипа Грознова. Саму Женю назвали в честь матушки. Но только девочка никогда не любила своего полного имени, предпочитала короткое «Женя», потому что для нее Божена Грознова – это ее мама.

Хищница в юности была беспечна и неразборчива, уехала учиться в мегаполис. А вернулась, спустя полгода, когда живот уже нельзя было скрыть.

Родилась еще одна Божена Грознова. А поскольку мать наотрез отказалась сообщить имя отца ребенка, то девочку должны были отдать в приют, как безродную.

Спас положение Федор. Он всегда относился к младшей сестре по-доброму. Вот и записал малышку на свое имя. С тех пор у Жени появился настоящий отец.

А вот мать… Мать выдали замуж за хищника из стаи. Брак был договорным, а когда супруг Грозновой встретил истинную пару, то ситуация усугубилась. Спорить с природой бессмысленно. Грознова оказалась ненужной, но была обречена наблюдать за отношениями мужа и его истинной пары. Брак рассыпался в прах. К тому же гены Грозновых сыграли и здесь, и единственная дочь вожака тронулась рассудком, пустилась во все тяжкие, ублажала хищников, жадных до плотских утех. И однажды ее изгнали из клана. И в назидание, чтобы Божена Грознова-младшая не пошла по стопам матери, девочку наказали.

От воспоминаний Женя поежилась. Шрамы на ее спине до конца так и не зажили, старуха Грознова постаралась на славу с исполнением наказания. И Федор пытался вступиться за дочь, просто немного опоздал. Девочка к его приезду уже получила от жены вожака несколько непереносимых ударов плетью по спине.

Именно тогда, после инцидента, Женька и оказалась в городе Вольных. Хищница, благодаря Федору, могла выбрать любое место жительства. Выбрала соседний клан просто по той причине, что он был ближе всего к дому. Дому, из которого изгнали и наказали ее за грехи матери.

Мать вскоре покончила собой. И у Божены остался только Федор.

А теперь нет и его.

Женя поняла, что плачет. Прошло две недели, а горе так и не притупилось. Как и чувство потери.

Божена каждый день умирала. И не только от потери отца.

От потери любимого.

И это был настоящий ад. Потому что Радмира она так и не простила. Но чувство вины перед ним – вспарывало сознание и душу.

Она была виновата, да. За то, что позволила дядьке его заманить. Ведь знала, чувствовала, что Антон звонил не просто так. Знала, какой он псих. А все равно не оказалась в состоянии сделать нужные выводы.

Ветер порывом подхватил пряди волос. У Женьки так и не поднялась рука их остричь до конца. Часть прядей были срезаны, а часть девушка собирала в косу.

Волосы все еще хранили следы острого ножа хищника с уродливым лицом и бесцветными, прозрачными глазами.

Она видела, как Радмира, раненного и обездвиженного, грузят в машину и торопливо увозят.

Наверное, ей специально позволили посмотреть на эту ужасающую картину. Чтобы знала свое место.

Именно тогда Женя поняла одно: она любит его. Любит, несмотря на то, что он лишил жизни ее отца. Несмотря на то, что природа все решила за них. А Великая Праматерь выбрала их в пару друг другу.

Все равно любит. И в подтверждение тому – три крохотных жизни, что росли и развивались под ее, Женьки, сердцем.

Каждый день, просыпаясь в квартире, хранившей запах Вольнова Радмира, прикасаясь к его вещам в гардеробе, укрываясь его свитером или одеялом, Женя умирала. И оживала, только когда видела яркие и красочные сны о нем.

Где он? Что с ним? В порядке ли?

Женя не знала наверняка. Но закрыв глаза, представляла его лицо и глаза. И его негромкое, рокочущее «Лисичка». И почему он стал называть ее именно так? Непонятно. Но ласковое прозвище ей нравилось.

Вот и сейчас Женя натянула рукава свитера на запястья. Свитер принадлежал Радмиру. А платок на плечах – ее матери. И стояла она сейчас у могилы отца.

А в душе – смятение, боль и понимание того, что простить Радмира нужно. Иначе у них нет будущего.

Нужно, потому что сейчас