и соблазнить. Бывает, конечно, и так, что бородатые профессора говорят про меня: молодому человеку не хватает серьезности, ему надо вернуться в университет, написать диссертацию. По-моему, диссертаций у нас и так достаточно, хватит уже. Чего нашей культуре не хватает, так это связи с обществом. Если зазеваться, то скоро возникнет такая ситуация: поголовное варварство, горстка разбросанных по миру университетов, а в них — эдакие современные монахи со своими священными книгами. И никакой связи с внешним миром.

Расскажите немного о проекте «Школа жизни»…

Недавно я участвовал в открытии новой школы в центре Лондона. Называется она «Школа жизни». Идея состоит в том, чтобы заниматься вещами вроде тех, какими я пытаюсь заниматься в своих книгах, не теряя определенной доли юмора и собственного стиля. Мы хотим создать, или заново изобрести, своего рода университет, только вместо лекций по истории или философии предлагаем слушателям занятия по серьезным проблемным вопросам, возникающим в жизни: работа, семья, смерть, путешествия. Основа программы — всевозможные вещи, которые присутствуют в нашей каждодневной жизни. Школа находится на оживленной улице, где много магазинов, с одной стороны индийский ресторан, с другой — продают кебабы. Так все и задумывалось: мы хотели обосноваться в самом центре современной лондонской жизни и доказать, что культура здесь вполне способна выжить. У нас работают психоаналитики, внизу, в подвале, — команда профессоров. Можно сказать, что у нас в продаже — товары для сознания людей. Подобного опыта до нас не существовало. Мы всего несколько недель как открылись, и уже налицо поразительный успех — и поразительный спрос. Я не пессимист от культуры, считаю, что культура выживет, что бы ни происходило, но если уж ты работаешь в этой сфере, надо хорошенько подумать о том, как донести свое послание до публики. Прежней определенности нет; старые методы сегодня не годятся. Нам следует более творчески подходить к проблеме передачи культуры поколению наших детей и внуков.

Вы пробовали себя на телевидении?

Я снял ряд программ для британского телевидения; их транслировали и в других странах. Все они посвящены моим книгам — я в первую очередь писатель, и главную роль для меня играет печатное слово. Но мне повезло — представилась возможность экспериментировать с другой средой, телевидением. Телевидение коренным образом отличается от писательской деятельности: то, что хочешь сказать, ты должен сказать в гораздо более сжатом виде. Это форма очень полезная — и, разумеется, массовая. Для меня большая удача то, что удалось использовать средства массовой информации, донести свои мысли до миллионов людей. С книгами речь обычно идет лишь о тысячах.

Как вы оцениваете архитектуру Лондона?

По-моему, во многих современных городах имеются проблемы с архитектурой. Двадцатый век, я считаю, в архитектурном смысле был по ряду параметров катастрофой. У архитекторов внезапно появилась возможность строить из бетона и стали; повсюду выросли огромные башни, пролегли огромные дороги. Люди, кажется, только сейчас начинают понимать, что во многом это была ошибка, и пытаются осознать, почему старые города так часто лучше новых. Я живу в Лондоне — городе, который был и остается смесью старого и нового. Здесь много очаровательной старины, но много и ошибок современной архитектуры. В моей части Лондона — на западных окраинах — ошибок полно. Конечно, я не архитектор, но как-то раз, идя к метро, заметил, что вокруг поразительно много уродливых зданий, и подумал: неужели нельзя было обойтись без подобного кошмара? Мне захотелось написать книгу — по сути, размышление на тему, почему одни здания и города красивы, а другие здания и города уродливы. Вполне базовый философский вопрос. Мне хотелось, чтобы человек, прочтя эту книгу, взглянул на свой город и начал задавать себе вопросы. Ведь наша система образования дает некое представление о литературе, некое представление об искусстве, а до архитектуры дело доходит очень редко. По-моему, многие люди не решаются высказывать свои чувства по поводу архитектуры. Вот и получается: ну, не знаю, лично 43 мне это не нравится, но, видимо, не так уж это и плохо. Сплошная нерешительность. Потому-то я и задумал написать книгу, которая прибавила бы людям уверенности, помогла бы разобраться в архитектуре, понять, что прекрасно, а что уродливо.

Почему вы выбрали для жизни район Хаммерсмит?

Я живу в западной части Лондона — здесь достаточно удобно. Живу с семьей; мы и раньше тут жили с родителями. Место неидеальное, хотя и неплохое. Это — типичный пример окраин, какие бывают во многих городах. Машины заменили собой пешеходов, и городской ландшафт превратился в своего рода тюрьму: все носятся туда-сюда в машинах. Никакой прелести городского стиля не осталось: уже не посмотришь на людей на улицах, не понаблюдаешь за течением жизни. Все очарование, некогда свойственное городам, пропало. И мне опять-таки хотелось, чтобы мы задумались об этом и что-то изменили в нашем мире — пусть в малом. Многие мои книги — попытка в малом изменить мир.

Что значит для вас модернизм?

Можно сказать, что модернизм в целом оказал на меня сильное влияние. В писательстве постоянно оборачиваешься назад, к таким гигантам модернизма, как Пруст или Джойс. Они играли с формой повествования, пытались найти новые способы изложения, новые способы передачи информации. Наверное, любого, кто занимается литературой, может вдохновить и пример великого современного художника-модерниста. Пикассо и ему подобные вдохновляют своей постоянной изобретательностью, творческим началом. Ведь для меня как писателя важно все время изобретать новые формы. Каждая из моих книг написана слегка иначе, нежели остальные; в каждой слегка иначе используются образы и текст. Поэтому такие фигуры, как Пикассо, всегда были и остаются источником смелости и вдохновения.

Семья сильно влияет на развитие человека?

По-моему, очень важно, очень полезно, когда ребенок растет в семье, где увлекаются искусством. Мои родители никогда не говорили мне: тебе следует писать, следует ходить на выставки. Но я видел, как они сами с удовольствием этим занимаются, и думал: почему бы и мне не попробовать. Другими словами, дидактики в таком воспитании не было — все происходило естественно. Конечно, это отражается на профессиональном развитии человека: занятия родителей влияют на детей. Если твой отец архитектор; ты с куда большей вероятностью и сам станешь архитектором или инженером; если родители связаны с искусством — то же самое; ты входишь в этот мир.

Как вы проводите выходные?

У меня двое маленьких детей — четыре года и два. С тех пор как они родились, мой досуг коренным образом изменился и теперь главным образом связан с ними. Мы пытаемся найти какие-то