– Не смотри в его сторону, – посоветовал Зонненлихт. – Он чувствует.

Настя послушно отвела глаза.

– Помогите мне, – прошептала она. – Антон Валерьевич, пожалуйста… Мне больше некого попросить.

Рука Зонненлихта на её лопатке дрогнула, усиливая ведение в танце. Настя подумала, что никому и никогда об этом не расскажет. Ни о том, что ей приснилось, ни о том, что она попросила о помощи самого жуткого препода на потоке. Всё равно никто не поверит.

– Хорошо, – произнёс, наконец, Зонненлихт. – Я тебя провожу.

Настя поняла, что фраза «гора с плеч» на самом деле не просто тривиальный фразеологизм. Ничего не будет. Сон останется сном и исчезнет там, куда уходят все сны.

Мелодия закончилась, и Зонненлихт с Настей направились к выходу. Стыдно признаться, но Настя считала шаги, отделявшие её от дурного сна. Шаг. Ещё один. Ещё… Сон отдалялся, терял краски, запахи и звуки. Шаг, ещё шаг…

– Антон Валерьич, на минутку.

Декан факультета иностранных языков. Непосредственный начальник её единственного спасителя. Смотрит иронично и понимающе, хотя понимает совсем не то, что есть на самом деле. Зонненлихт вздохнул, и, не обернувшись на Настю, подошёл к декану.

Настя почувствовала, как внутри что-то оборвалось.

* * *

«Судьба существует. И она максимально коварная штука. Иногда её можно поменять, но, сколько ни просыпайся, ты не обойдёшь узловых моментов. И если тебе суждено закусывать губу от боли и плакать, то будет так».

Настя опустошила рюмку отвратительного коньяка, купленного в круглосуточном лабазе, и нажала на кнопку «Опубликовать заметку». Страница обновилась; сейчас те из друзей, кто в сети, напишут комментарии. Или не напишут. Неважно. Ты можешь знать развитие событий, но если не судьба, то Зонненлихта остановит декан. Если не судьба, то аспирант встретит на лестнице, натуральным образом сгребёт в охапку и уволочёт не в костюмерную, а в ближайшую аудиторию, глухую и тёмную, пахнущую пылью и мелом. Просто не судьба изменить будущее. И останется только купить гадкий дешёвый коньяк, влезть в горячую ванну и пробовать соскрести отпечатки его пальцев и губ с тела. И, разумеется, ничего не получится. Просто потому, что не судьба.

Статус Агнешки: «Разве ты не замечаешь, как Земля обливается слезами?»

Игорь Родионов добавил в друзья Клавдию Шифферман.

Артур Саркисян женился на Каринэ С***.

Настя перелистывала жизни друзей, как листают журнал в парикмахерской – не вчитываясь в содержание, просто убивая время. Это позволяло ей добиться лёгкой пустоты и звона в голове – тогда ощущение брезгливости и отвращения к самой себе отступало. Не исчезало совсем, но и не язвило.

«Как всегда классно написано, – отметилась Юлька. – Но снова довольно мрачно. Улыбнись, Настюш! Жизнь прекрасна!:-*»

«Это не тебя сегодня разложил на парте тип, который вызывает тошноту, – угрюмо подумала Настя, – впрочем, ты ничего не имеешь против». Пришло сообщение от Игоря:

«Слушай, ты чего такая смурная-то? Как станцевали?»

«Разве ты не замечаешь, Игорь, как я обливаюсь слезами…» – отстранённо подумала Настя, выплёскивая в рюмку остатки коньяка. Упиться в умат, уснуть и проснуться уже другой: умной, циничной и холодно-отстранённой, как та же Юлька… Наверно, это единственно возможный вариант.

«Да нормальная я. Устала просто. Нормально оттанцевали, больше не хочется, – Настя посмотрела на часы: пять минут первого ночи. – Ну и с праздником тебя, защищай отечество».

Листать страницы дальше, не задумываться о том, хорошо тебе или плохо, а знать, что, помимо добра и зла, на свете существует ещё и выгода. К экзамену по социологии можно приготовиться кое-как, например. Разве плохо? А можно побороть брезгливость и переспать с аспирантом ещё пару раз, а потом женить его на себе: никому ещё не мешал брак с молодым человеком из приличной семьи, особенно если ты приехала из крохотного городка и снимаешь комнату в бараке, построенном ещё пленными немцами.

Настя поняла, что ещё немного – и она наложит на себя руки. Слёзы струились по щекам, ей было невероятно мерзко, гадко, она ненавидела себя, аспиранта, свою жизнь, судьбу, что показала ей выход из плена, но не позволила этим выходом воспользоваться. В ушах звенели мелкие колокольчики, и комната начинала кружиться в вальсе. Теперь до скончания дней своих она будет ненавидеть танцы…

Всхлипнув, она обновила страницу – просто ради того, чтобы что-то сделать. И увидела сообщение от Зонненлихта.

«Всё кончилось по-плохому?»

Надо же, он спрашивает… Ему не всё равно, что ли? Сушёному хмырю с непроизносимой фамилией, для которого Настя – ничто, и даже меньше, чем ничто. Так, сталкивает их жизнь постоянно, только и всего. А тут он задаёт вопрос, надо же…

«Увы», – коротко ответила Настя. Что расписывать, и так всё понятно… Не судьбец, как говаривал, бывало, Саша. И где он теперь, как легли его карты… Она не знает, да и зачем ей знать?

«Мне жаль, – написал Зонненлихт. – В самом деле жаль. Я потом спускался вниз, даже в костюмерную заходил. Но тебя там не было, и я подумал, что ты успела уйти».

– Правда? – вымолвила Настя вслух. Голос перехватило, в горле вспух огромный влажный ком. – Правда?

Какое это теперь имеет значение?

«Не судьба, Антон Валерьевич, – отписала она. – Просто не судьба. Спасибо вам».

* * *

Ночью шёл дождь. Настя проснулась от стука капель по стеклу, села в постели и долго смотрела за окно. Чей-то голос сказал ей: началась весна. А ведь когда-то она боялась, что не сможет пережить эту зиму. И вот зима умирает, а Настя жива – будет шлёпать завтра по лужам в магазин за немудрёной снедью и дешёвыми сигаретами – Зонненлихт прав, и пора начинать курить… Жизнь продолжается.

– Весна, – сказала Настя и повторила: – Весна…

* * *

Праздники Настя провела в молчаливом спокойствии одиночества. Никто не звонил, никто никуда не звал, и впервые за долгое время Настя поняла, что ей некуда спешить. На улице шёл дождь, стремительно пожирающий грязные сугробы, по оттаявшему асфальту лилась вода, и Настя понимала, что единственный человек, с которым ей хотелось бы разделить своё одиночество, в последний раз встретился с ней в Пьяной дырке и попрощался навсегда.

Вечерами она сидела в кресле возле телевизора, который лениво перебирал каналы, но мысли её были далеко, и если бы Настю вдруг окликнули, то она наверняка бы не услышала, или не подумала, что обращаются именно к ней. Но о чём она думала – этого никто не сумел бы сказать.

В институт Настя вернулась спокойная, умиротворённая и умело накрашенная. Сев за последний стол, она раскрыла тетради и принялась списывать практическую по культурологии.

* * *

К середине дня обнаружилось, что третьей пары не будет: Зонненлихт пропал неведомо куда. Замдекана Симонянц, прозванная за вечную невозмутимость и сонное спокойствие Улиткой, сказала, что заменить его пока некем, так что группе предлагается позаниматься своими делами, но ни в коем случае не сбегать с последней пары, ибо это для них добром не кончится.