очередную коробку, сел на нее и закурил, Зверев заскрежетал зубами. Какое-то время он все же постоял на месте, а потом, выждав момент, отодвинул ногой ближайшую коробку, протиснулся между стеной и фургоном и хотел пронырнуть в дверь.

– Куда лезешь? – зарычал первый грузчик, не разжимая зубов, чтобы не выронить папиросу.

Второй грузчик тут же преградил Звереву путь.

– Не лезь! Не видишь, мы работаем?

– Работаете?.. Вы?..

– Слышь, фраер, отвали, а то схлопочешь…

– Схлопочу?.. Я?.. – Зверев беззвучно рассмеялся, при этом он тут же ощутил, что боль, которая все утро так сжимала ему виски, словно испарилась.

– Лучше отойди, а то…

– Что «а то»?.. – Зверев несильно толкнул мужика плечом.

– Да я тя… – мужчина не договорил, потому что Зверев ткнул его в грудь, на этот раз уже основанием ладони. Мужик задержал дыхание, захрипел и отступил.

– Да ты чего? Совсем с ума… – очередная грубая фраза оборвалась на полуслове, потому что Зверев шагнул вперед и наступил грузчику на сапог.

Тот сразу как-то осел, скривился и проскулил:

– Больно же.

– А ты подвинься и пропусти людей, тогда и больно не будет.

– Ладно, – мужик подался назад, Зверев отпустил его ногу.

– Вот и молодец!

Осадив нагловатых работников Главпочтамта, Павел Васильевич почувствовал себя лучше. Он вошел в здание, вслед за ним поспешили все те, кто так долго толпился у дверей. Почувствовав прилив бодрости, Зверев тут же отметил, что боль в висках почти полностью прекратилась. Однако, оказавшись в приемном зале, битком набитом посетителями, Павел Васильевич поморщился. Утро… будний день… Откуда же их всех столько сбежалось?

Не вставая в очередь, Зверев протиснулся к ближайшему окошку и показал удостоверение.

– Я только спросить!

Сзади загалдели, какой-то мужик схватил его за рукав, но, увидав хмурый взгляд и удостоверение, тут же отдернул руку. Старушка, ворвавшаяся вслед за Зверевым и ставшая свидетельницей его противоборства с наглыми грузчиками, тут же его поддержала:

– Не слушай их, сынок, спрашивай, чего хотел.

– Спасибо, мать, – Зверев кивнул бабульке и спросил у работницы почтамта, где ему найти Олесю Купревич. Почтальонша оказалась не столь любезной, что-то пробурчала и указала на служебный вход. Павел Васильевич не стал заострять внимание на бестактности почтальонши, протиснулся сквозь толпу и вошел в указанную дверь. Миновав узкий коридор, он без стука ступил в комнату, на двери которой висела табличка с надписью «Сортировочная».

Оказавшись в комнате, Зверев тут же ослабил галстук и поморщился, так как в помещении было душно и стоял довольно неприятный запах. Здесь пахло вяленой рыбой, копченой колбасой и прогорклым салом; стоявшие у задней стены стеллажи были доверху забиты фанерными ящиками и бандеролями, исписанными химическим карандашом и запечатанными сургучными печатями. Вдоль правой стены прямо на полу лежали стопки газет, журналов и разномастных пакетов и свертков. Несколько облаченных в синие халаты и белые косынки женщин сосредоточенно сортировали отправления и потому не сразу обратили внимание на незваного гостя.

– Могу я увидеть Олесю Купревич? – вежливо поинтересовался Зверев у ближайшей женщины, очкастой толстушки лет сорока пяти.

– Олеська! Тут к тебе еще один кавалер заявился! – крикнула женщина, не отрываясь от работы.

Когда Зверев увидел ту, которую искал, он невольно поправил галстук и тут же пожалел о том, что утром как следует не причесался и не сбрызнул себя одеколоном. Опустив глаза, он отметил и то, что его ботинки, вопреки обыкновению, не блестят. Зверев тряхнул головой и отругал себя за лезшие ему в голову мысли. Она же еще совсем девчонка.

Несмотря на то что на девушке была надета синяя униформа и стягивающая волосы косынка, она выглядела просто бесподобно. Высокая, статная, с правильными чертами лица – теперь Звереву стало понятно, отчего Мишка Шаман так сильно убивался, рассуждая о том, будут ли его ждать из тюрьмы, если посадят. Отойдя от весов, на которые Олеся только что поставила ящик, девушка подошла к Звереву.

– Здравствуйте! Я из милиции, – Павел Васильевич показал удостоверение, девушка на него даже не посмотрела.

– Я так понимаю, вы пришли насчет Миши, – сказала Купревич. – Здесь не самое лучшее место для беседы, пойдемте.

Олеся поманила Зверева за собой. Одна из женщин, маркировавшая конверты – кудрявая толстушка средних лет и с выкрашенными басмой волосами, – строго прикрикнула:

– Леська, не особо там любезничай! Видишь, сколько работы?

– Я быстро! – крикнула в ответ Купревич.

После этого они вышли из сортировочной, прошли через два коридора и, миновав запасный выход, оказались во внутреннем дворике.

– Слышали, что она сказала? – девушка развела руками. – Работы действительно много, так что уж извините.

– Я понимаю. Итак, давайте сразу к делу. Скажите, в каких отношениях вы состоите с задержанным Ярушкиным?

– В нормальных! – в голосе девушки послышались гневные нотки. – Мы просто друзья.

– И все?..

– Для меня – да!

– А для Михаила?

– Я думаю, это вам лучше спросить у него самого.

Зверев достал из кармана пачку сигарет.

– Вы не против, если я закурю?

– Вообще-то здесь курение не поощряют. Из-за соображений пожарной безопасности. Тут у нас повсюду бумага, знаете ли, хранится…

– Ваши грузчики, видимо, об этом не знают, – заявил Зверев.

Олеся впервые за все это время улыбнулась.

– Вы правы. И не только грузчики.

– Вас угостить? – Павел Васильевич протянул девушке пачку сигарет, но та замахала руками.

– Нет-нет… что вы?

Зверев закурил.

– Итак! Если я вас правильно понял, Михаил Ярушкин к вам неравнодушен. Вы же считаете его просто другом, но при этом все же принимаете его ухаживания. Это не потому ли, что вы считаете себя ему обязанной?

Олеся вздрогнула, ее глаза сузились, а щеки начали краснеть.

– Шаман