Он очистил от бумаг один из стульев и приглашающе взглянул на детей сквозь толстые круглые стекла очков.

— Он обращается с нами, как со взрослыми, — прошептал Роберт. — Правда, при этом он, кажется, до сих пор не понял, сколько нас в этой комнате.

— Тсс! — одернула его Антея. — Шептаться в гостях — ужасно неприлично! Давай, Сирил, начинай!

— Еще раз извините, что мы вас побеспокоили, — самым вежливым тоном, на какой он только был способен, начал Сирил, — но мы стучали три раза, а раз вы не сказали ни «Войдите!», ни «Убирайтесь!», ни «Я сейчас занят!», ни «Зайдите в другой раз!», как это обычно бывает, когда люди стучат в дверь, то мы и решили посмотреть, все ли с вами в порядке. Мы знали, что вы дома. Вы, видите ли, три раза чихнули, пока мы ждали за дверью.

— Никаких извинений! — сказал ученый джентльмен. — Присаживайтесь, прошу вас!

— До него наконец дошло, что нас четверо, — заметил Роберт, когда джентльмен принялся наводить порядок еще на трех стульях. Ему пришлось немало повозиться, снимая с сидений разнообразные ученые предметы и аккуратно раскладывая их на полу. На первом стуле были сложены небольшие кирпичики, выглядевшие так, словно по ним, когда они еще не успели засохнуть, прогулялась какая-то крохотная птичка. Правда, следы были какие-то уж чересчур ровные. На втором лежали неведомые круглые штуковины, напоминавшие очень крупные, продолговатые, белые бусы. А на третьем громоздилась кипа очень пыльных бумаг.

Когда операция по расчистке стульев была завершена, дети расселись каждый на свое место.

— Нам известно, — продолжал Сирил, — что вы очень и очень ученый джентльмен. Мы пришли к вам посоветоваться. Дело в том, что у нас имеется некий амулет, а на амулете написано некое имя. Мы бы хотели, чтобы вы прочли нам его, потому что оно написано ни на одном из известных нам языков, включая латынь, греческий и древнееврейский.

— Хорошее знание хотя бы этих трех языков уже является прочным фундаментом для последующего образования, — вежливо ответил ученый джентльмен.

— Э-э-э, видите ли… — сказал покрасневший до ушей Сирил. — На самом деле, мы только можем отличать эти языки друг от друга, не более того… За исключением, конечно, латыни, — спохватился он. — Лично я, например, с удовольствием читаю Цезаря.

Ученый джентльмен снял очки, провел рукой по лицу и захохотал. Сирилу показалось, что смеялся он немного трескуче, как если бы это занятие было ему непривычно.

— Ну, конечно же! — сказал, отсмеявшись, ученый джентльмен. — Прошу вас извинить меня. Я, кажется, грезил наяву и подумал о вас Бог весть что. Вы ведь те самые дети, что живут на первом этаже, правда? Ну конечно, правда! Я же несколько раз видел вас, проходя через холл. Так вы говорите, что нашли какую-то вещь, которая представляется вам очень древней, и решили показать ее мне? Это очень любезно с вашей стороны. Я с удовольствием взгляну на нее.

— Должна вам сказать, что мы меньше всего думали о том, будете вы ее исследовать или нет, — сказала правдивая Антея. — Мы пришли к вам только потому, что нам нужно узнать написанное на ней имя…

— И вот еще что! — перебил ее Роберт. — Пожалуйста, не подумайте о нас плохо, но перед тем, как показать вам амулет, мы должны связать вас… э-э-э, как это там?

— Узами честного слова или даже заставить поклясться на крови, — закончила за него Антея.

— Боюсь, я не совсем вас понимаю… — сказал джентльмен, выказывая признаки легкой нервозности.

— Позвольте мне все объяснить вам, — сказал Сирил. — У нас на руках имеется половинка волшебного амулета. А Псаммии… то есть, один наш приятель сказал нам, что даже половинка амулета может творить чудеса, только нужно научиться произносить выцарапанное на нем имя. Но если вы знаете более древнее имя и скажете его вслух, то вся волшебная сила нашего амулета пропадет. Поэтому мы хотим, чтобы вы дали нам самое что ни на есть джентльменское слово чести, что не будете произносить вслух никаких имен, кроме того, что стоит на нашем амулете. Правда, теперь, когда мы познакомились поближе, я вижу, что в этом нет никакой необходимости, но я пообещал просить вас об этом и сдержу свое обещание. Итак, готовы ли вы дать джентльменское слово чести, что не будете называть более древних имен, чем наше?

Ученый джентльмен снова водрузил на нос очки и секунду-другую пристально рассматривал сквозь них Сирила. Затем он сказал:

— Господи Боже мой! И кто только вам наговорил всей этой чепухи?

— Я не могу вам сказать этого, — ответил Сирил. — Извините, но, честное слово, не могу.

По-видимому, в эту минуту ученого джентльмена посетили туманные, полузабытые образы собственного детства, потому что он снова взглянул на Сирила и улыбнулся.

— Понимаю, — сказал он. — Вы, очевидно, придумали себе какую-то завлекательную игру. Ну конечно же! Хорошо, я торжественно обещаю вам не произносить вслух никаких древних имен. И все-таки интересно, откуда вы могли узнать об именах силы?

— Этого мы вам тоже не можем сказать, — продолжал упорствовать Сирил. Антея же встала со стула и подошла к ученому джентльмену:

— Вот наш амулет, — сказала она, раскрывая ладонь.

Скорее из вежливости, чем из интереса, джентльмен взял красную подковку и поднес ее к свету. Однако при первом же взгляде на нее он вдруг напрягся, как чистопородный пойнтер, завидевший в лесу куропатку.

— Прошу прощения, — сказал он изменившимся голосом и направился вместе с амулетом к окну.

Он разглядывал амулет сначала сквозь очки, потом через лупу. Он вертел его так и этак, то отстраняя от себя на расстояние вытянутой руки, то чуть ли не зарываясь в него носом. Все это время дети хранили молчание — лишь Роберт нетерпеливо шаркал ногами, да и то только до тех пор, пока Антея не пихнула его как следует в бок.

Наконец джентльмен глубоко вздохнул и повернулся к своим гостям.

— Где вы нашли эту вещь? — спросил он.

— Вовсе мы ее не нашли, а купили в магазине. Магазин называется «Яков Абсалом». Это неподалеку от Чаринг-Кросс, — объяснил Сирил.

— Мы отдали за нее семь с половиной шиллингов, — добавила Джейн.

— Насколько я понимаю, она не продается? Вы не хотите продать ее кому-нибудь? Должен вас предупредить, что это очень ценный экземпляр — я бы даже сказал, необычайно ценный.

— О, да, — сказал Сирил. — Нам это известно. А потому, естественно, мы бы не хотели с ним расставаться.

— В таком случае, — взволнованно заговорил джентльмен, — храните его хорошенько! Но если вы вдруг все-таки захотите расстаться с ним, то не могли бы вы предоставить мне право первого выбора?

— В смысле?

— Я имею в виду, что если вы когда-нибудь захотите продать его, то я хочу быть первым покупателем.