– Давай, сварим кофе, – сказал я, – кстати, ты всегда так рано просыпаешься?

– Нет. Просто сошла с ума от смены часовых поясов.

– Я тоже сошел с ума.

Она фыркнула:

– Не прикидывайся. Я для тебя еще одна победа.

– Это не так.

Она вдруг посмотрела на меня прямо и честно:

– Правда?

Я не отвел взгляда:

– Да.

Молчание прервал телефонный звонок.

– Это мой…

Алана пошла за трубкой, а я…

Я, наверное, не смогу уже жить как обычные люди: наслаждаться чашкой кофе утром или почти что ночью, женщиной, видом огромного города из окон.

– На… на… майн нахин самджи…

И слышу я хорошо…

– Проблемы?

– А?

– Ты выглядишь, как будто у тебя кто-то умер…

– О, нет…

Алана посмотрела на часы. Я примирительно поднял руки.

– Намек понял.

Она смутилась.

– Нет, ты не так все понял…

Неловкое молчание прервала она.

– Душ принять не хочешь?

На улице я оказался лишь в полвосьмого утра.

Нью-Йорк никогда не спит, но мне больше нравится именно это время – с шести примерно до восьми утра, когда встает солнце и еще не началось нашествие леммингов. Из-под крышек люков пробиваются струйки пара, мусорщики на ходу забрасывают пакеты в медленно идущий мусоровоз[20], полицейские ночной смены пьют свой кофе. Надо бы и мне выпить…

– Доброго утра, офицер…

Чернокожая полицейская сверкнула улыбкой:

– И вам доброе утро, сэр…

Ну, вот. А говорят, Америка превращается в полицейское государство – просто надо к людям с добром, и они к тебе потянутся.

Сказать?

Нет, не скажу.

«Мерседес» стоит на месте, хорошо, что парковочную квитанцию не подсунули. Поеду-ка я отсюда по-хорошему…

А насчет Аланы… не знаю я ничего и знать не хочу. Язык, на котором она сейчас по телефону отвечала, – это не что иное, как урду, распространенный в Пакистане, а теперь и в арабских странах, группа индо-иранских языков. И пыль, которая на ноутбуке немного осталась – немного, но осталась, – это та самая, мелкая афганская пыль-песок.

Так что действительно пойду-ка я отсюда. Счастливо оставаться, леди, вместе со всем, что вы задумали…

США, Вашингтон ДС

Пенсильвания-авеню 1600

Белый дом

11 августа 2019 года

Конечно, я об этом не знал, но нелегкая ночка выдалась не только у меня, но и еще у многих людей. Причем мои проблемы были несравнимы с их проблемами…

Они сидели друг напротив друга – два бойца. Два опытных бойца, каждый из которых многое прошел на поле брани – каким бы оно ни было. Один из них был опытным бойцом в сфере бизнеса, второй – опытным бойцом в сфере политтехнологий. Четыре года назад один из них сделал другого президентом Соединенных Штатов Америки.

– Господи… просто поверить в это не могу.

Президент США отхлебнул кофе. Папка лежала на столе, он начал ее читать и не смог закончить.

– Но это так.

Господи… год до перевыборов. И такое дерьмо…

– С этим можно что-то сделать?

– Нет.

Президент сверкнул глазами на своего невозмутимого советника.

– Черт, ты всегда бываешь прав?

– Всегда.

Президент смирился. В конце концов, это никогда не был его человек – он принял его в качестве вице-президента как уступку партии. Которая тоже не была его партией. Один маленький нюанс: когда его вице-президент был конгрессменом, из девяноста законопроектов, которые он подготовил и внес на рассмотрение, – не прошел ни один. Просто потрясающая неэффективность. Если бы он так вел дела…

– Что будем делать?

– Есть две стратегии…

…

– Первая – все отрицать. Вторая – пройти через огонь.

– Что такое «пройти через огонь»?

– Начать скандал самим, не дожидаясь, пока его начнут другие.

– Не понял?

– Уволить этого придурка. С публичным скандалом.

– Смерти моей хочешь?

Серый кардинал Белого дома прошел к кофейнику, налил себе кофе. Только усевшись и хорошо отхлебнув из чашки, ответил:

– Видишь ли, Дон. Все это дерьмище все равно всплывет. Мы не сможем удержать информацию. Да и… какой смысл идти на перевыборы, зная, что у противников может быть такая бомба? Ты знаешь избирателя-республиканца – он консервативен и никогда такого не поймет:

– Может, пойдем на сей раз от демократов? Они поймут.

– Не смешно. Так вот, избиратели не поймут, но если ты проявишь твердость и сам избавишься от этого мудака – ты предстанешь защитником моральных ценностей. Ты ничего не знал, но как только узнал…

– Партия взбесится.

– Пусть бесится. Они не посмеют его защищать…

Президент усмехнулся:

– Защитник моральных ценностей… Звучит, а?

Президент США в жизни особо моральных ценностей не придерживался. Но что бы о нем ни говорили, он любил совершеннолетних женщин и был многодетным отцом.

– Мне с ним поговорить или вы?

– Давай, ты. Я этого говнюка больше видеть не хочу.

– Понял.

– Кандидаты у тебя есть?

…

– Я так понимаю, это тот, о ком я думаю?

– Да, именно он.

– Дерьмо.

– Да, но за ним стоят те, кто нам нужен.

Президент США встал, обернулся к окну. Овальный кабинет был совсем маленьким, тот, кто сюда попадает впервые, всегда удивляется – даже не пройтись. За окном была ночь. У ограды Белого дома стояли палатки протестующих. Президент не знал, против чего протестуют эти люди, но те люди думали, что протестуют против чего-то очень важного.

Президентство вымотало его. Он всегда принимал решение сам, но, оказавшись здесь, он понял, что находится в центре змеиного клубка и лучше ничего не делать, чтобы не разбудить этих змей. Когда он боролся за это кресло – он думал, что сможет что-то кардинально изменить. Сейчас он опасался, как бы это кресло не изменило его самого.