– Приходят, – отвечал брахман.

– Еще скажи мне, брахман, подаешь ли ты яства гостям своим? – продолжил Будда.

– Конечно, подаю, – был ответ.

– И еще скажи мне, брахман, – спросил Будда. – Если отказываются гости от угощения, кому тогда принадлежат они?

– Что ж, если отвергли они угощение, то все они мне остаются.

– Верно, – согласился Будда. – Точно так же, брахман, не принимаю я гнев твой и обличения твои. Все их тебе оставляю.

Поразился служитель и не мог найти что ответить.

Он все еще закипал от гнева, но выплеснуть его не мог.

Некому было его отдать, никто не принимал его.

Будда продолжил:

– Ты хочешь задеть меня, я же не задеваю, ты насмехаешься надо мной, я же не насмехаюсь, ты бранишь меня, я же не браню. И потому слова твои не принимаю. Все они твои, брахман. Вернулись к тебе.

Если гневаешься на меня, а я обиды не принимаю, гнев твой к тебе возвращается. Ты же только себе делаешь хуже. Ничего не добился ты, но себя уязвил. Если же не хочешь уязвлять себя еще больше, оставь гнев и наполни сердце свое любовью.

Кто на обиду, насмешку и брань отвечает обидой, насмешкой и бранью, тот разделяет трапезу первого, во всем ему уподобляется. Я же трапезы с тобой не делю и тебе, брахман, не уподоблюсь. Все это твое. Вернулось к тебе.

Над выходом на главный корт Уимблдонского стадиона есть такие строки:

Представьте, что вы идете по коридору и выходите на поле через эти самые двери, чтобы сразиться в финале за Кубок Уимблдона.

В проем бьет солнце, вы мельком оглядываете трибуны, на которых собрались тысячи болельщиков. Королевская семья уже заняла места в ложе, камеры ловят каждое ваше движение. Улыбнетесь ли подружке, пропустите мяч, крикните, вспотеете – все это на глазах у сотен миллионов зрителей по всему миру.

Вы играете в теннис каждый день вот уже пятнадцать лет. Ребенком вы здорово управлялись со старой ракеткой, и все говорили, что у вас талант, так что теннис стал для вас в жизни главным. Родители заложили дом, чтобы оплачивать личного тренера. Вы пропустили выпускной из-за турниров. Пришлось подстраивать свою жизнь так, чтобы ненароком не получить травму: никаких лыж, гулянок, работы руками. И все ради этого дня. Здесь. Сейчас. Момент Икс. Выиграете этот матч – и получите 3 миллиона долларов. Проиграете – и не получите ничего. А в придачу к 3 миллионам полагается еще слава, контракты, шанс оставить после себя что-то значимое. Все помнят только чемпионов Уимблдона. Вторую ракетку не вспомнит никто.

Кто противник?

Всего лишь лучший в мире игрок.

И вот, прямо перед выходом на корт, на главную в жизни игру, вы видите эту надпись.

Вы вздрагиваете. Останавливаетесь, осмысляете.

Не важно, что ждет сейчас, удача или несчастье, это все суета. И цена им одна. Что выиграешь, что проиграешь. Что игра по сравнению со всей жизнью? Жизнь потечет дальше. Будут еще взлеты и падения. «И будешь тверд в удаче и в несчастье, которым, в сущности, цена одна…»

Соревнуешься сам с собой.

Вы расслабляетесь, делаете глубокий вдох и выходите на корт с улыбкой.

На стене нет указания на источник, но эти две строки взяты из стихотворения Редьярда Киплинга «Если», написанного в 1895 г.

Киплинг – английский писатель и поэт, родившийся в Индии. Он получил Нобелевскую премию по литературе и считается любимым поэтом англичан.

«Если» состоит из 32 прекрасных строк, написанных Киплингом для сына как родительский завет – верь в себя, принимай себя, делай для себя:

Запомните Секрет № 2. Как защититься от критики?

Держать в уме, что делаешь для себя.

Делай для себя.

Ребенком я как-то спросил двоюродного брата, почему смотреть студенческие баскетбольные матчи интереснее, чем игры NBA.

– Не понимаю, ребята из университетов бегают во всю силу, выпрыгивают за мячами, делают сложные передачи, причем все время улыбаются и перекидываются шутками. А переключаешь на матч NBA, так там игроки чуть ли не шагом по полю ходят. На скамейке все сидят, а не стоят и кричат.

Брат улыбнулся и ответил:

– Студентам за это не платят. И может, они никогда не будут играть за деньги. Они это ради удовольствия делают. Просто любят играть.

Его слова меня поразили.

Примерно в том же возрасте мне нравилось сортировать мелочь, так что раз в несколько месяцев родители даже могли менять ее в банке. Я обожал раскладывать монетки, подсчитывать сумму в каждой стопочке. Приятно было ставить их на ребро одну к другой, сжимать пальцами, не давая раскатиться. А потом я с удовольствием убирал их в специальные бумажные коробки́. И какое удовлетворение испытываешь, когда здоровая банка с мелочью превращается в аккуратную увесистую стопку!