Наконец Лена все-таки заметила объявление и отыскала нужную комнату. В приемной комиссии сидело несколько человек, но общалась с абитуриентами в основном грубая толстая тетка, совсем не похожая на служительницу муз. Казалось, ее основной задачей было не разъяснять им условия поступления, а грубостью и хамством отсеивать как можно больше потенциальных студентов на самом начальном этапе.

– Извините, а вы не подскажете… – обратилась к ней Лена, с трудом протиснувшись сквозь толпу.

– Ты что, не видишь, здесь очередь! – рявкнула на нее тетка, и Лена пристыженно огляделась: оказывается, это кажущееся стихийным скопление народа, колыхающееся у стола, являло собой некое подобие очереди. Лена послушно отправилась в ее конец. В этой толпе она чувствовала себя совсем одинокой – в основном все уже были знакомы и стояли парами, а то и вовсе кучковались в группах по три и более человека и тревожно переговаривались. Невысокая девчушка, тонкая как ниточка, что-то увлеченно доказывала своему спутнику. Лена прислушалась.

– Я вообще теперь думаю, может, без крутых родителей нечего там делать? – щебетала девушка. – Какое-то разочарование сплошное… Они ведь спрашивали, кем работают родители. А у меня мама библиотекарь, отца вообще нет. Наверняка я из-за этого не прошла. Потому что читала хорошо, меня похвалили даже. А девочка, которая шла передо мной, постоянно забывала текст и переигрывала – просто ужас! Но у нее мать на «Мосфильме» работает – и она прошла. Теперь я уже почти не верю, что можно поступить без блата или денег…

Другая девушка, рыжеволосая и веснушчатая – даже руки и плечи у нее были в веснушках! – делилась с подругой:

– … тогда он меня спрашивает: «Вы к какому педагогу на курс поступаете?» А я так растерялась, говорю: «Да мне все равно, лишь бы поступить!» Так он меня чуть на смех не поднял…

– Ничего удивительного, – отвечала ее собеседница, очень некрасивая остроносая шатенка. – Все нормальные люди выбирают именно педагогов. Сама понимаешь, что учиться на курсе у Табакова или Ефремова куда престижнее, чем у какого-нибудь Мулькина-Тютькина.

В третьей группе обсуждался сам экзамен.

– Самое сложное – это импровизация. Представь себе – вот ты читаешь басню, а тебя на полуслове прервут и попросят показать что-нибудь. Осла, везущего тележку, или старенького дедушку, телевизор или бесконечность – как повезет. Растеряешься – и все, пиши пропало!

– Меня в прошлом году попросили показать икающую лошадь, – сказал белокурый мальчик, хорошенький, как картинка.

– А что? – тут же откликнулся другой, плечистый и очень высокий, чуть ли не на голову возвышавшийся над всеми остальными. – Это ж раз плюнуть! – И тут же принялся изображать, да так забавно, что все вокруг покатились со смеху, и тетка за столом заорала, что, если они тотчас же не прекратят мешать ей работать, она выставит всех за дверь.

«Вот у него действительно талант, – подумала Лена, глядя на высокого парня. – Я бы ни за что не смогла так сымпровизировать…»

Наконец подошла ее очередь, и она робко пододвинула документы строгой тетке.

– Опять иногородняя, – с презрением проговорила та. – Отборочные туры весной, конечно, не проходила?

– Н-нет, видите ли, весной я…

– Слушай, – перебила ее тетка, – меня совершенно не волнует, что ты делала весной. Меня волнует, что список уже переполнен. Иди-ка ты попытай силы в другом месте или на следующий год.

– Но, может быть, вы сделаете исключение? – промямлила, сама не веря собственной смелости, Лена.

– А с какой это радости? У тебя что – папа Никита Михалков?

– Нет, – ответила Лена, не обращая внимания на грубость. – Просто я денег скопила только на один билет.

– Что? – ошарашенно переспросила тетка.

Лена стыдливо опустила глаза, а тетка вдруг замялась и, пожевав губы, проговорила:

– Ладно, черт с тобой…

Отметила что-то в своих тетрадках, объявила:

– У тебя первый тур через три дня, – и громко обратилась к очереди: – Следующий!

Лена пулей вылетела из комнаты, еще не смея поверить в свое счастье.

Только сейчас она поняла, что ей жутко хочется в туалет. Приперло – ну просто спасу нет.

– Извините… – обратилась она в коридоре к полноватой брюнетке с пышным бюстом, чье лицо показалось ей наиболее располагающим. – А вы случайно не знаете, где здесь туалет?

– Случайно знаю, – весело ответила та. У девушки оказался низкий певучий голос и характерный южный говор. – На втором этаже, иди прямо, потом направо… – И замолчала, глядя на испуганное лицо Лены, улыбнулась: – Ладно, пойдем, провожу. Ты, по ходу, в первый раз здесь, да? – тараторила на ходу новая знакомая. – А я уже в третий. Я сама с Ростова, а ты? Ясно. Меня Катей зовут, а тебя?

Перед нужной им комнатой тоже обнаружилась небольшая очередь, и девушки пристроились в хвост.

– А что ты готовила? – продолжала свои расспросы Катя.

– Басню Крылова и кусочек из «Войны и мира».

– Небось «Ворону и лисицу» и первый бал Наташи? – усмехнулась собеседница.

– Да… А откуда ты знаешь? – поразилась Лена.

– Да оттуда, что это все читают. Басен вообще готовят только две: или «Ворону», или «Стрекозу с муравьем». А из прозы еще читают монолог Катерины из «Грозы». «Отчего люди не летают, как птицы?» – иронически продекламировала Катя.

Лена потупилась. А ведь она именно из этих вариантов и выбирала – «Ворону» или «Стрекозу», Наташу или Катерину… Ей вдруг до жути захотелось убежать отсюда, вскочить в поезд и поехать обратно, к маме и папе. Домой, туда, где все легко и просто, где не надо бороться с бесконечными препятствиями. Где можно просто пойти в швейное училище, закончить его и зажить обычной жизнью, пусть не звездной, но зато спокойной и легкой. Она вдруг ясно поняла, что детство кончилось, и ей стало страшно: а если все то, во что она верила, окажется мыльным пузырем?

– Вот поверь мне, – разглагольствовала тем временем Катя. – Я тут уже не впервые и знаю, что с такими заготовками гораздо меньше шансов поступить. Члены комиссии это все слышали миллионы раз. Трудно что-то новое вложить в этот текст, да и ухо у них замыливается, понимаешь? Я вот, например, взяла отрывок из новеллы Альберто Моравиа.

Надо ли говорить, что Лена никогда даже не слышала о таком писателе? Облокотившись о стену, она устало выдохнула:

– Как же так – меньше шансов? А я полгода эти тексты готовила… Что же теперь делать?

Они действительно разучивали с Тамарой Александровной Толстого, проверенную классику. Выбирая прозаический отрывок, решили не рисковать и пойти проторенным путем – кто знает, как комиссия отнесется к авторам с более шаткой репутацией? Именно на монолог Наташи Лена и возлагала основные надежды, тысячи раз проговаривая перед зеркалом давно уже надоевшие слова.