что я ничего не могу сказать вам по этому поводу.

– А кто у вас занимается упаковкой готовых пирожных, какой-то специальный человек?

– Да, этим занимается мой приказчик Силантий, Силантий… – Джотто приложил пальцы ко лбу, – Силантий Цепов. Вернее, он сам, конечно же, не упаковывает… Следит.

– А кто упаковывает?

– У меня работают две женщины, подсобно. Когда нужно что-нибудь упаковать, они упаковывают, а в другое время помогают пекарям…

– Сколько у вас пекарей?

– Трое.

– Если подсобные рабочие занимаются упаковкой, то что входит в обязанности Силантия?

– У меня несколько десятков постоянных клиентов, которым наша служба доставки каждый день разносит сладости. Силантий следит за тем, чтобы все заказы были завернуты, чтобы в каждом свертке находились именно те пирожные и в том количестве, которые требуются клиенту. Ну и потом, он следит за цветными ленточками…

– А зачем за ними нужно следить? – спросил Фома Фомич.

– Дело в том, как я уже говорил, у меня несколько десятков клиентов, и для того, чтобы посыльным было проще, каждому клиенту мы присваиваем какой-нибудь цвет. Ну, например, городской голова имел красный. И вот его заказ обвязывался красной ленточкой. Посыльному сразу понятно, что пакет нужно нести в дом господина Скворчанского.

– Скажите мне, синьор Джотто, я, конечно, плохо разбираюсь в вашем деле, но мне кажется, что эти цветные ленточки такая морока… у вас никогда не возникало путаницы с этими ленточками?

– Нет! Если все должным образом организовать, то, напротив, все это заметно упрощает дело.

– А, к примеру, никто вам не жаловался на то, что количество пирожных не соответствовало заказанному?

– Может быть, такие жалобы и были, но я о них ничего не знаю.

– Из показаний все той же горничной, вы уж простите, но мне приходится время от времени обращаться к этому документу. – Фон Шпинне поднял со стола листок бумаги и положил на место. Джотто проследил за этим взглядом.

Необходимости извиняться, показывать листок у начальника сыскной не было, просто такова специфика допроса. Подозреваемый должен постоянно напрягаться, расслабляться, считать начальника сыскной сначала хитрым, а потом глупым или недалеким. Простодушным, злым, добрым. Он должен метаться между противоречиями.

– Так вот, из показаний горничной, в то утро в пакете оказалось не двенадцать бисквитов, как обычно, а тринадцать, то есть на один бисквит больше. Кстати сказать, именно из-за этого тринадцатого пирожного умерла кухарка городского головы. Вы можете объяснить, почему бисквитов оказалось тринадцать, а не двенадцать?

– Ну, очевидно мой приказчик что-то спутал, или неправильно сосчитали упаковщицы. Все люди, все могут ошибаться.

– Полностью с вами согласен. А вот дюжина – это обычное количество пирожных?

– Нет, бывает полдюжины и больше дюжины. Например, у нас есть несколько клиентов, которым доставляют по тринадцать бисквитов…

– Вот как? А почему такое странное число?

– Вы о суеверии?

– Нет, я о четности, трудно делить.

– Честно говоря, я этим не интересуюсь, да это, если говорить начистоту, и не мое дело. Мое дело произвести вкусный и качественный продукт.

– Замечательные слова, господин Джотто. Все, что вы говорите, созвучно и моим представлениям о работе кондитерских. У меня еще вопрос к вам: могло так произойти, что кто-то, нам пока неизвестный, может быть случайно, а может быть и по злому умыслу, поменял на пакетах ленточки?

– Но зачем кому-то менять ленточки? Я не вижу в этом смысла… – после секундного раздумья проговорил Джотто.

– Смысл есть всегда, даже если вы его не видите. А на пакете, который доставил ваш посыльный городскому голове, ленточку перевязывали. Поэтому и узел вместо бантика. Ну и по количеству бисквитов можно предположить, что они предназначались вовсе не господину Скворчанскому, а какому-то другому вашему клиенту, тому, кто заказывает именно тринадцать пирожных.

– Из ваших слов выходит, что отравить хотели совсем другого человека? – осмелился на догадку итальянец.

– Может быть и так, но мы сейчас будем говорить не об этом. Чем дольше я изучаю дело Скворчанского, тем больше проникаюсь уверенностью, что бисквиты были отравлены именно в вашей кондитерской, и именно кем-то из ваших работников, если, конечно, в склад готовой продукции… У вас ведь есть склад готовой продукции?

– Да, специальная комната, – закивал Джотто.

– Так вот, если в склад готовой продукции не было доступа посторонним. Он у вас запирается?

– Нет, – сказал Джотто и так посмотрел на Фому Фомича, будто бы хотел спросить: а зачем его запирать?

– Значит, в эту комнату мог войти любой ваш работник? И вы не опасаетесь воровства?

– Это может вас удивить, но нет. И случаев таких не было.

– Как же вам это удается? Насколько я могу судить, дети очень любят сладкое. А у вас работают посыльными, не будем кривить душой, дети! И они не воруют пирожные?

– Нет, не воруют, потому что воровство провоцируется голодом. Если работников хорошо кормить, то воровства не будет. У меня была возможность в этом убедиться, и не один раз.

– И все же ваша комната для приготовленных к отправке пирожных не запирается, в нее может войти кто угодно…

– В нее может войти не кто угодно, а только те, кто работает у меня в кондитерской. А что касаемо совсем чужих людей, то у них нет такой возможности, потому что кондитерская запирается, и дверь, которая отделяет кухню от торгового зала, тоже запирается.

– А как в торговый зал поступают пирожные для свободной продажи?

– Подаются через небольшое окно, что много удобнее, чем носить через дверь.

– Понятно, ну тогда я делаю вывод: если ни у кого из сторонних людей не было доступа к вам в кондитерскую, то можно утверждать, что бисквиты отравил кто-то из ваших работников! – сказал начальник сыскной и внимательно посмотрел на кондитера.

Фоме Фомичу была интересна реакция Джотто. Тот не возмутился, не вспылил, не стал решительно опровергать слова начальника сыскной, только глаза его чуть сузились.

– Вам это кажется невероятным? – спросил полковник.

– Отчего же? Все может быть. Я только не понимаю зачем? Зачем кому-то понадобилось добавлять яд в бисквиты?

– Добавлять яд в бисквиты, – повторил вслед за кондитером фон Шпинне, – а я бы выразился несколько иначе: кому понадобилось отравлять бисквиты? Вы, господин Джотто, сейчас задали самый главный вопрос, ответив на который, мы найдем убийцу. Но пока, увы, мы этого сделать не можем и ограничимся тем, что вы будете отвечать на мои вопросы, а не я на ваши. Итак, продолжим. Вы согласны, что, скорее всего, бисквиты отравили в вашей кондитерской?

– Да, наверное… хотя мне в этом и нелегко признаться. Ведь это на корню губит мое дело. Я так понимаю, что сейчас кондитерскую «Итальянские сладости» закроют…

– Я