согласилась я. — Но, разумеется, детей, а не взрослых. И ни о каких рунах призыва речи не шло. Так, ерунда всякая. Либо смешной рисунок, либо смешная надпись. Так что, когда мы едем закрывать прокол? Неужели вам не дорога страна?

— Это запрещённый приём, Катарина, — он нахмурился. — В том-то и дело, что дорога, поэтому я никак не могу допустить, чтобы мою поездку связали с исчезновением Сиятельности.

— Она же не сразу исчезнет, — возразила я.

— Вы уверены? Я — нет. Мне не нужна война на уничтожение хорошо если только моей семьи, а если всех жителей страны?

— Пожалуй, вы правы, — пришлось признать. — Но можно же оставить кого-то под личиной?

— А если эту личину раскроют? Нет, Катарина, это не вариант. К поездке нужно подготовиться, хорошо её залегендировать. Более того, сама поездка может затянуться, а фамильяры требуют ответ в ближайшие дни.

Что-то внутри меня зудело и требовало действия. Почему-то казалось, что время, мне отведённое, утекает со свистом. Я до сих пор не понимала, откуда ждать опасность, но почему-то всё так же была уверена, что она есть. И в том, что чем позже меня обнаружат заинтересованные лица, тем с большей вероятностью я смогу избежать чего-то страшного.

— Тогда нужно подобрать им хозяев. Пять человек — это не так уж и много.

Он покачал головой.

— Смотря для чего. Проблема в том, что я могу доверять только сестре да Альваресу.

— Альваресу? — удивилась я. — Вот уж кто ненадёжный тип.

— Смотря в чём ненадёжный. Слово он держит, и маг он сильный. Его помощь нам потребуется ещё и в уничтожении червей. Потому что этот секрет тоже нельзя давать в чужие руки.

Я прикинула размеры Теофрении и пришла к выводу, что, на самом деле, двух сильных магов хватит, чтобы очистить страну от демонического влияния.

— Значит, нужно ещё двоих? Предлагаю Ракель и меня.

— Вас? Катарина, но у вас же есть фамильяр?

— Боюсь, мне с ним предстоят военные действия, в результате которых останется только один: он или я. Бернар говорит, что в отношении фамильяра Эрилейских был проведён какой-то запрещённый ритуал. Вы, часом, не знаете, что это могло быть.

Он покрутил головой.

— Фамильяры есть только у Сиятельных, а они никакой информации вне своего круга не выпускают.

— Ничего, мы это исправим, — оптимистично сказала я. — Вот проберётесь в библиотеку Сиятельного корпуса и прочитаете всё, что от вас было закрыто.

Неожиданно он наклонился ко мне, заправил мою выбившуюся прядь за ухо и тихо сказал:

— Знаете, Катарина, временами такая злость на несовершенство мира разбирает из-за того, что между нами ничего не может быть.

А я вдруг поняла, что меня тоже злость разбирает, но не на это. Я хотела бы ему нравиться не как Эстефания Эрилейская, а как Екатерина Мельникова, которая и старше Эстефании, и не такая красивая, и даже не Сиятельная…

— Я — не последняя смазливая мордашка на вашем пути, — ответила я чуть резче, чем хотелось.

— Не последняя, — согласился он. — Но дело не в мордашке, которая всё равно не ваша.

Я не стала уточнять, что именно имел он в виду: не моя, как Сиятельной, или не моя, как Екатерины. Вопрос был бессмысленным, поскольку в любом случае Рауль был прав: между нами ничего не могло быть ни в каком моём виде.

Глава 6

День получился весьма насыщенным, и только этим я могу объяснить то, что, ложась спать, напрочь забыла поставить на себя защиту. Пренебрежение безопасностью даром не прошло.

Выспаться мне удалось, потому что Теодоро появился под утро, когда сон уже норовил перейти в просыпание. Появление короля ознаменовала яркая вспышка, из которой проявилось окно. Теодоро легко спрыгнул с подоконника и пару раз шагнул. Дальше он пока пройти не мог, но нельзя сказать, что он над этим не работал. Он был хорош, даже куда лучше, чем при нашей первой встрече, но при взгляде на него почему-то подумалось: а каков он будет, если убрать с него Сиятельность? Если убрать с него подсветку, которая работала даже во сне, придавая его облику неземную притягательность? Сейчас он напоминал божество, спустившееся с небес, и мне стоило больших трудов не поддаться его притяжению.

— Эстефания, душа моя, имей совесть, — начал он с претензий, обнаружив, что я опять не подскакиваю с кровати, чтобы склониться перед ним в реверансе. — Сколько можно за тобой бегать?

— А зачем вам за мной бегать, Ваше Сиятельное Величество? Это даже как-то несолидно для столь Сиятельного короля.

Я улыбалась, но следила за ним с неослабевающим вниманием, чтобы успеть выдворить, если он подберётся слишком близко. Защиту я поставила, но она теперь только не позволит ему подойти.

— Ты моя подданная, я не могу с безразличием относиться к твоему будущему, которое ты старательно превращаешь в ксуорс знает что, — проворчал он, умело придавая голосу бархатистые нотки не осуждения, а восхищения. — Возвращайся, Эстефания. Донья Хаго пообещала тебе не докучать. Да что там не докучать. Если хочешь, я лишу её опекунства и твоё будущее будет определяться короной. В конце концов, графине понравилось в монастыре, она может пожить там и дальше.

Он послал мне сияющую улыбку.

— А вы знаете толк в соблазнении, Ваше Величество.

— А ты уже готова соблазниться?

Теодоро хищно подался вперёд, но моя защита его мягко оттолкнула.

— Увы, Ваше Сиятельное Величество. — Я состроила огорчённую физиономию. — Чтобы окончательно соблазниться, мне этого недостаточно. Но вы продолжайте, продолжайте. Мне вас так занимательно слушать.

Я уселась по-турецки на кровати, подпёрла кулаком подбородок и сделала вид, что вся внимание. Теодоро оскорблённо молчал. Пришлось опять брать разговор в свои руки, да и дезинформации пора было подкинуть, раз уж предоставился случай. Нужно извлекать плюсы даже из собственной глупости.

— Вы же опять начнёте расхваливать своего протеже, графа Нагейта? — коварно уточнила я. — Конечно, он уже не столь открыто показывает свои привязанности и даже сделал вид, что отправил любовницу в Мурицию. Но мы же с вами знаем, что она просто не выходит из снятой им квартиры?

Похоже, мои слова стали для Теодоро откровением: он уставился с искренним возмущением, которое было направлено явно не на меня. Неужели граф позволил себе обмануть сюзерена? Ай-яй-яй, как нехорошо.