Чуйкевич же по занимаемой должности, как никто другой, великолепно знал все разведданные о военно-экономическом потенциале наполеоновской империи, занимался перед войной передислокацией русских воинских частей, был знаком и с большинством указанных нами проектов, которые, как правило, попадали в Особенную канцелярию и хранились в ее архиве. А самое главное, он был близок к военному министру, в чьи обязанности входила окончательная разработка военных планов. Вероятнее всего, молодой офицер неоднократно докладывал свои доводы М. Б. Барклаю де Толли. Но чтобы мнение разведки было учтено на завершающем этапе планирования, глава военного ведомства потребовал представить официальное письменное заключение, каковым и явилась рукопись Чуйкевича.

По своему характеру его записка была интересным эссе по прогнозированию войны, но вряд ли воспринималась современниками как план военных действий, хотя бы потому, что автор не являлся признанным авторитетом и не мог претендовать на это в силу своей молодости и небольшого чина. Ценность записки, на наш взгляд, состояла в убедительной аргументации необходимости отступления до момента равенства сил и ведения активной партизанской войны. Вероятно, любой грамотный штабной офицер, имея несколько лет доступ к секретной информации, пришел бы к аналогичным выводам, сделанными Чуйкевичем, так как сведения разведки не оставляли сомнений, что противнику удалось создать численное превосходство на всей протяженности границ с Россией. Да и сами его рассуждения во многом базировались на рекомендациях, высказанных в донесениях из-за границы наиболее компетентными русскими разведчиками: полковниками Ф. В. Тейлем фон Сераскеркеном и А. И. Чернышевым[86].

Сопоставляя текст 1-й части сочинения Чуйкевича и события войны, которую он прогнозировал, можно сделать вывод, что мысли автора фактически полностью совпали с основной концепцией ведения боевых действий, которой придерживалась русская армия в 1812 г. Но трудно определить или автору удалось выразить господствующие взгляды русского генералитета, или высшее руководство приняло его идеи к реализации. Например, М. И. Кутузов вряд ли был знаком с рукописью Чуйкевича. Но его речь, зафиксированная на Военном совете в Филях по существу повторяет, если не дословно, то смысл текста публикуемой записки: «…с потерянием Москвы не потеряна еще Россия и что первою обязанностью поставляет он сберечь армию, сблизиться к тем войскам, которые идут к ней на подкрепление, и самим уступлением Москвы приготовить неизбежную гибель неприятелю…»[87]

Если мысли, высказанные Чуйкевичем в 1-й части рукописи, были апробированы последующими событиями, то идеи 2-й части необходимо отнести к неосуществленным проектам и рассматривать как смелые и дерзкие предложения, на которые не решилось русское командование в экстремальной ситуации начала войны.

Политическая аргументация о возможности рейда вглубь территории противника и поднятия антинаполеоновского восстания в Германии была почерпнута Чуйкевичем из сочинения 1811 г. своего коллеги по Особенной канцелярии А. Л. Майера «Политические разсуждения относительно России и Франции, мер принимаемых для освобождения Европы от французского ига и восстановления общей безопасности и спокойствия»[88]. Автором, безусловно, учитывались и пожелания М. Б. Барклая де Толли и самого императора, в начале 1812 г. стоявших за осуществление диверсии в Германию и высадку союзного десанта на северогерманском побережье[89].

Но вся военно-теоретическая часть разработана автором в оригинальной манере и заслуживает внимания как памятник русской военной мысли. Предложения, заложенные во 2-й части сочинения, не были в полной мере выполнены в 1812 г. в виду изменения политической ситуации и из-за нехватки людских резервов. Все же его теоретические обоснования необходимости проведения партизанских походов получили подтверждения в боевой практике уже в 1812 г., когда русские летучие отряды, составленные в основном из казачьих полков, в конце лета и начале осени наводнили герцогство Варшавское, а в 1813 г. конные отряды союзников прорывались вглубь Германии, захватывали города и разрушали коммуникации наполеоновской армии.

* * *

До сих пор П. А. Чуйкевич не был оценен по достоинству в историографии и как военный историк. Его труды, анализирующие по горячим следам события 1812 года, заложили концепцию, основанную на учете морального фактора и социальной природы войны. Он был одним из первых авторов, кто применил сравнительный метод и провел параллели между войнами Наполеона в Испании и в России. Информированный и активный участник составления русского предвоенного плана, Чуйкевич в своих трудах выступил как первый историк, доказывавший, что в основу действий русских войск в силу вынужденной необходимости лег хорошо взвешенный оборонительный проект. Его веские свидетельства и аргументы обходили стороной историки, отрицавшие наличие плана и считавшие отступление к Москве стихийным, под влиянием обстоятельств. В силу этого публикуемое письмо 1814 г. П. А. Чуйкевича неизвестному[90] (хранится в Центральном Государственном историческом архиве. Ф. 1409. Оп. 1. Ед. хр. 845. Л. 1–2) будет также представлять большой интерес для историографии Отечественной войны 1812 года.

Сonsultons les Annales de l'Histoire et vous verrons des peuples fermes et magnanimes braver et vainere les pе́rils[92].

Експедитором[93] секретной канцелярии[94] Военного Министерства квартирмейстерской части подполковником Чуйкевичем.