смешиваться и путаться с чертами конного полицейского, тоже совсем молодого, которого она видела лишь один миг, да еще на бегу, или смотрела на него даже целую минуту и не на бегу, а замерев от ужаса, на него и на дубинку, висевшую, покачиваясь, у “серого” на запястье. Случались мгновения, когда Берта не была уверена, с кем из этих двоих переспала – с полицейским или с бандерильеро. Вернее, так: она отлично знала, что невинности ее лишил Янес, но с каждым разом представляла себе его лицо все менее четко, или оно совмещалось с лицом “серого”, или они накладывались одно на другое как взаимозаменяемые маски: голубые глаза соединялись с широко расставленными глазами сливового цвета, челюсть, словно живущая самостоятельной жизнью, оказывалась на деревенской физиономии южанина, густые брови – над большим прямым носом, каска заменяла шляпу с узкими полями, под которой пряталась копна непокорных волос, – все это сливалось в одно целое и было накрепко связано с тем днем, богатым случайностями.

Зато Берта отчетливо помнила палец, скользнувший под тонкую ткань, а также последовавшие за этим осторожные прикосновения и ласки, а еще помнила поцелуи, скорее старательные или нетерпеливые, чем пылкие, а еще помнила, как быстро они оба избавились ото всей одежды – на ней самой осталась только юбка, уже ничему не мешавшая; а еще помнила странное и желанное ощущение, когда член незнакомого мужчины – неважно, какого именно, ведь и с этим она познакомилась едва ли час назад, – вошел в нее и на время вольготно устроился там внутри, одолев легкое сопротивление и быстро разрушив защиту, которая извечно почиталась охранительницей девственности. Правда, к ней и тогда уже так не относились, а сейчас она и вовсе ничего не значит.

Томас Невинсон, в свою очередь, прошел обряд инициации так, как это часто бывало в Англии в 1969 году. Без особых раздумий и без стеснения – словно выполнил некую процедуру, не стоившую того, чтобы откладывать ее в долгий ящик, тем самым как бы раздувая ее значение, – с одной из знакомых студенток, с которой их связывали свойские отношения; а потом, и весьма скоро, он переключился на местную девушку; но ни ему, ни им обеим и в голову не пришло бы придавать какую-либо важность подобным вольностям или прикидывать, плохо или, наоборот, очень хорошо это скажется на их дальнейшей судьбе. То была эпоха сексуальной свободы, когда активно насаждалась мысль, что нет особой разницы между тем, выпьешь ты с кем-то чашку кофе или ляжешь в постель, одно другого стоило и было сравнимо по последствиям и оставленным в душе следам. (Хотя о чашке кофе воспоминания редко сохраняются, а о том, другом, – непременно и навсегда, даже если с годами они выцветают и истончаются, или скажем иначе: сохраняется память хотя бы о самом факте или уверенность, что это случилось.) К тому же Том, как и Берта, не видел никаких противоречий между своим новым опытом и несомненной влюбленностью в нее. Кроме того, он наконец пришел к мысли, что в одну из их ближайших мадридских встреч им тоже пора было бы проделать то же самое, хотя на самом деле Испания всегда чуть-чуть отставала от других стран во всем, что касалось моды и свободы нравов. Правда, уже произошли кое-какие сдвиги, и продвинутая испанская молодежь гордилась тем, что идет в ногу с новыми веяниями, а Том и Берта числили себя среди продвинутых. В действительности отношения с той девушкой из Оксфорда все-таки повлияли на будущее Тома: они были эпизодическими, но она никогда не исчезала насовсем из его жизни – ни в годы студенчества, ни даже после своей смерти. Девушка работала продавщицей в букинистическом магазине, Том иногда наведывался туда, и каждый раз они непременно уславливались о встрече – в тот же вечер либо в следующий, отчасти поэтому он предпочитал пореже отправляться на поиски старых книг, во всяком случае в тот книжный. Том иногда задумывался, какие чувства она испытывает к нему или на что надеется, если вообще на что-то надеется. Удобнее, конечно, было считать, что ни на что, как и сам он не видел никакого будущего у их отношений с Дженет – так ее звали. К тому же у нее имелся жених или возлюбленный в Лондоне, к которому она ездила каждые выходные. Том не сомневался, что всего лишь помогает Дженет скрасить время, расслабиться или компенсировать отсутствие того, другого. Собственно, похожую роль Дженет играла и в его жизни: нужно ведь находить какие-то привлекательные стороны и развлечения в тех местах, где тебе приходится подолгу, хоть и не постоянно, жить. Он рано или поздно вернется в Мадрид, обязательно вернется, а вот Дженет за все годы учебы Тома в Оксфорде так и не переехала в Лондон, чтобы соединиться со своим любовником или выйти за него замуж. То есть для нее пребывание в Оксфорде, похоже, не было временным, но именно здесь она родилась и выросла, превратившись в весьма интересную и сексапильную девушку.

Для будущей судьбы Тома много значили учеба и общение с некоторыми преподавателями, или донами, особенно с Питером Эдвардом Лайонелом Уилером, он возглавлял кафедру испанистики имени Короля Альфонсо XIII в Эксетер-колледже, то есть был главой департамента испанского языка, как назвали бы в американском университете такую должность, которую он занял после преподавания в Куинз-колледже. Уилер был человеком острого ума и непререкаемого авторитета, одновременно доброжелательным и ироничным; по слухам, когда-то в годы войны он работал на спецслужбы – в те тяжелые времена туда призывали многих. Позднее, уже в относительно мирные дни, Уилер продолжал сотрудничать, так сказать удаленно, с МИ-5, или с МИ-6, или с обеими сразу, в отличие от большинства людей, которые всякие связи с ними утратили, вернувшись на свою прежнюю гражданскую работу, но вынуждены были под присягой хранить молчание о своих преступлениях – единичных, или скорее “сезонных”, узаконенных и оправданных военным положением; они словно выносили за скобки этот период своей жизни, целые страны и войны, долгие смертоносные и кровавые карнавалы, где все шло всерьез и было не до карнавального смеха, где власти давали своим гражданам не только полную свободу действий, но еще муштровали и обучали их – самых блестящих, самых умных, самых ловких и способных, закаляя таким образом их характер и готовя совершать диверсии, устраивать ловушки, обманывать, предавать и убивать, забыв про чувства и совесть.

Поговаривали, будто Питер Уилер прошел жестокую подготовку в 1941 году в Учебном центре спецопераций в Лохайлерте на западном побережье Шотландии и что там