выбирают для начальных классов красивых и добрых учителей, чтобы мы с радостью ходили на уроки, привыкли к ним, а потом как втянулись! И всё – не может ребёнок спокойно жить без школы, она для него как семечки становится. Иначе как объяснить, что люди добровольно одиннадцать лет уроки делают? Опять я отвлёкся. Такой уж я философ-са-мо-уч-ка.

Так вот, Дарья Петровна увидела меня с котом на руках и удивилась, как будто я один так на литературу прихожу.

– Это что такое, Светлячков? – Учительница так сморщилась, как будто Мурзик не кот, а клюква, которую она не заметила и съела.

– Это мой кот. – Я прижал Мурзю к себе. – Мне его разрешили принести.

– Точно? Просто я не ожидала его здесь увидеть.

– Он вас – тоже, – отвечаю, а сам думаю: надо себе двойку за поведение в электронный журнал поставить.

– И зачем же ты принёс кота?

Дарья Петровна его даже погладила. Вот какая молодец!

– Это мой реквизит для урока литературы!

– Ну, тогда иди к доске.

– К какой? – спрашиваю.

Дарья Петровна на дверь кивнула:

– В соседний кабинет, будешь отвечать Сергею Анатольевичу математику.

Тут мой мозг сломался:

– Я Сергею Анатольевичу ничего отвечать не буду, потому что он меня ничему не учил. Не буду я знания зря тратить.

– Андрей, а ты, когда что-то пересказываешь, сразу забываешь? – удивилась Дарья Петровна. – Как можно истратить знания на ответ?

– Ещё как забывает! – выдал меня Печенькин. – Он стихи учит быстро, но на один день.

И давай смеяться. Настоящий друг!

Учительница Вовку успокоила.

– Я, – говорит, – Владимир, тебя вторым спрошу. У тебя тоже реквизит есть? Доставай кота!

– Я животных в школу не таскаю. – Вовка почти незаметно откусил уголок пирожка.

Тут я вспомнил, как он осенью принёс в класс Хомяка Вовковича, – и расхохотался. Весь класс держался-держался целых две секунды. А потом началось безобразие. Я думал, это называется весельем, но Дарья Петровна обиделась на нас и строго так:

– Безобразие. Не знаю, что у вас тут творится, но только не урок литературы.

Лидка-в-горошек руку подняла и тут же обратно положила. Это она так стесняется.

– Дарья Петровна, а зачем вы Андрея в соседний класс отправляли? – всё же спросила Лидка.

– Да я же пошутила. Сами подумайте, к какой доске я могла Светлячкова вызвать. На глупый вопрос какой ответ мы даём?..

– Глупый ответ!

Я сразу заподозрил, что как-то неправильно догадался.

– Не глупый, а шуточный! – махнула рукой учительница. – У четвёртого «А» чувство юмора сломалось. А такие хорошие дети были, да ещё и детективы. Я хотела помощи у вас попросить…

Но тут у Дарь Петровны телефон булькнул, как будто сообщение пришло. Она сразу погрустнела и добавила:

– На перемене всё расскажу, а пока слушаем Андрея.

– Марь Пална хотела провести литературный урок «покажи и расскажи». – Я поднял над собой кота, как кубок. – Каждый должен был сегодня принести что-то из дома и красиво об этом рассказать. Как писатель. Мы учимся красиво общаться. Я вот принёс Мурзика. Он – моя муза. Это значит, что он меня вдохновляет.

– Андрюха, тебе надо было назвать кота Музик, а не Мурзик, – поправил очки Юрка. – Это как муза, но только маленькая. Музичек-толстопузичек. Муз!

– Юрка, тебя что, Антон укусил? Это он у нас главный приколист. – Ух как я рассердился: – Я завтра его чесноком накормлю.

– Нормально! Юрка с ума сошёл, кошачьи имена обижает, а чеснок – мне! – обалдел Антон и даже сел ровно, как отличник-первоклашка.

Мне стало жутко: учитель шутит, друзья ролями поменялись. Может, я попал в школу в какой-то параллельной вселенной?

– Андрей, ты больше ничего не хочешь рассказать? Про кота. – Дарья Петровна строго посмотрела на всех, даже на меня, но не на Мурзика.

– Хочу! Я приготовил стихи.

– Отварил их? – серьёзно спросил Юрка.

– Нет, – отвечаю, – они у меня ещё сырые.

(А что, папа так и сказал, мол, Андрюха, стихи у тебя хорошие, но сырые.)

– Я такое не ем, – расхохотался Юрка и выбежал из класса, чтобы в коридоре от своей смешинки избавится.

Мы с учительницей переглянулись. Стоим молчим.

Антон руку поднял:

– Можно я с Юркой поговорю? С ним что-то случилось.

Дарья Петровна согласилась, а потом стала делать вид, что всё хорошо:

– Ребята, сырыми называют стихи, которые… хорошие, но книжку из них составлять рано. Вот такие, немного недоготовленные. Но вдруг папа Андрея ошибается.

Я отвечаю:

– Папа никогда не ошибается. Он только никогда не угадывает, сколько мамины новые платья стоят. Ладно, Мурзик, обними меня лапами за шею, я стихи читать буду:

Мой любимый толстый кот

Моет сам себе живот.

Лижет шёрстку языком.

Он с шампунем незнаком.

Я коту на День котов

Мыло подарить готов.

Дарья Петровна сразу как будто расцвела.

Смотрит на меня весёлыми глазами:

– Светлячков, да ты талант! У тебя очень хорошие стихи! И кот тоже! Садись!

И поставила мне пять с минусом.

Меня как будто от воскресных сырников оторвали – вот как я удивился! Как это пять с минусом? У меня же и стихи, и талант, и кот. Со мной «минуса» точно не могло приключиться, хоть я очень приключенческий. Как роман про кладоискателей. У меня жизнь ух какая интересная!

Сейчас я вам секрет про детство открою и дальше про Дарью Петровну расскажу.

В детстве я рыбку спас. Из аквариума. Выловил её и в кошкину миску с молоком выпустил, чтобы Мурзик, как придёт свою курицу есть, сразу рыбину увидел. Думал, они друг другу улыбнутся и подружатся. Тут мама видит – Мурзиково молоко взбесилось. Оно в миске плещется само по себе!

Мама рыбку вернула в аквариум:

– Ей вода нужна, а тебе – друг, чтобы вы вместе играли в конструктор.

С чего она взяла, что конструктор интереснее рыбок в молоке? Но про друга мама угадала. Я в тот же вечер познакомился с Вовкой. Он подарил мне огромный сломанный танк. Не настоящий, конечно. Надо быть очень большими друзьями, чтобы настоящими танками и звездолётами в песочнице меняться.

На следующий день мы с Вовкой поссорились, а потом он мне лягушек принёс. Мы хотели разводить их в аквариуме с рыбкой, но мама сказала, что лягушек разводят в лужах. А лягушки об этом не знали и просто упрыгали от нас, когда в луже оказались. Мы их потом не нашли, потому что ещё не были детективами. Это сейчас от нас никто не уйдёт – мы всё можем.