Странная дрожь, пробравшая будто бы сами камни города, не унималась, однако теперь я решила, что это, пожалуй, грохот вражеских колесниц, потому что они приближались. Послышались звуки труб и бряцание оружия. Как часто доводилось мне слышать нечто подобное: фанфары на Поле Оригоса среди безгласного рассвета и дружный топот несметного числа обутых в сапоги ног.

На несравненном фоне угасающего заката саз-кронианцы потоком устремились по Пантеонной Миле.

Одно из послуживших при осаде орудий оказалось впереди, видимо, из стратегических соображений: реальный символ их могущества, всего содеянного ими и того, что им предстояло совершить. Страшное величественное сооружение в виде огромного дракона из блестящего железа и кованой стали, с украшениями и колоссальной пастью, из которой с его огненным дыханием вылетали снаряды. Бронзовые, будто живые глаза; чешуя, доходившая до самых колес, мерцала и горела в свете факелов, которые несли сопровождавшие его солдаты. Дракон с грохотом катился вперед, а следом за ним, чеканя шаг, выступали человек двадцать барабанщиков. Они были одеты в черную форму северян с наброшенными на плечи шкурами черных медведей, чьи головы с серебристыми клыками, обнаженными в рыке, возвышались над их собственными и затмевали их. В задрапированной золотой тканью повозке за барабанщиками следовал их бог в образе медведя, кронианский бог войны. Устрашающего вида, ростом выше человека, с исполинскими лапами, подпоясанный золотым кушаком, увешанный, как и его повозка, боевыми трофеями. На бесстрастной морде пылали огнем налитые кровью глаза, и казалось, будто они двигаются, глядя по сторонам. За ним на лошадях ехали солдаты с боевыми знаменами и фигурами ворона, медведя и волка — кровоточащие языки краски, усеянные каплями золота. Мимо нас прошли два трубача в варварских шлемах с оленьими рогами, в кирасах с серебряными нагрудниками; они пронзительно протрубили в рожки, словно затем, чтобы у нас лопнули барабанные перепонки.

— Вон там, вон, — пробормотала Лой, толкнув меня локтем под ребра.

Там проезжал командующий. Как и большинство кронианцев, он был темнокож и бородат. Они вообще походили на медведей, косматых, массивных, безжалостных, не раздумывающих. Однако его бледные глаза казались, пожалуй, чересчур блеклыми для такого опаленного, заросшего бородой, схожего с грозовой тучей лица. В нем, как и в образе бога-медведя, стоявшего на повозке, сосредоточилось все уродство кронианцев и вся их горделивость. Он тоже стоял на боевой колеснице. Ее тянули откормленные кони, блестевшие, как глянцевые уголья. В руке он держал обнаженный меч. Несмотря на все слова и обещания, на дерзость или облегчение, сошедшие на толпу, этот меч служил свидетельством его намерений и их осуществления.

Следом за этой зловещей фигурой по Миле стройными рядами продвигались пехота и конница, легионы саз-кронианцев с барабанами и флагами. А среди них время от времени появлялись то пушка на колесах, то свора волко-собак на туго натянутых привязях, из тех, что держали для охоты, или еще какие-нибудь декоративные вкрапления, характерные для них, — шалости стального кулака.

Конечно, на их продвижение ушел не один час. Я совсем обессилела, как будто истекала кровью все время, пока стояла там. Дерзкое выражение стерлось с лица Лой. Только губы ее изогнулись, словно увядая. Она плюнула себе под ноги. Но к тому времени колонна уже прошла, ей вовсе не хотелось, чтобы они это заметили.

Я могла лишь более или менее догадываться о ее мыслях. Но она явно почувствовала, что планам ее не суждено сбыться. Люди, созданные из металла и темных лесов. Бесстрастное холодное железо, с которого соскальзывала, скатывалась вся ее живость и веселость.

Ночь сомкнулась над следами завоевателя. Чрезмерно тихая ночь. Мы шли мимо домов с едва очерченными окошками, под высохшими деревьями; никто не приставал к нам.

Черный дом с алыми колоннами отличался своеобычностью, и он не поблек под пятнами войны. Несрубленная сосна возвышалась, как указательный столб. Ее заметили.

Они расселяли своих высокопоставленных деятелей по всему городу. Бывший дворец короля в Сирениях должен был превратиться в резиденцию генерала и в штаб-квартиру его войск. Звездам меньшей величины отводились лучшие особняки. Мы раскрыли им ворота, и теперь придется выполнять их пожелания.

По ночам улицы постоянно охранялись патрулями; они стали вездесущи, но строго придерживались дисциплины. Солдаты Севера не вступали в панибратские отношения с горожанами. Даже если бы они к этому и стремились, языки наши отличались друг от друга, и в большинстве случаев они не трудились над решением лингвистических задач. Пусть этим занимаются побежденные. Они знали, как сказать «стой», «иди сюда», «уходи» и слово «нет», которое настолько походило на их собственное, что мы вполне могли и догадаться о его значении. Я слышала, как их непонятные команды звучат среди Форума, словно свистящие в воздухе клинки. Лой, которую посылали теперь в магазин за едой и которая сплетничала с этим чудом, с молочником, останавливавшим тележку у бокового входа, по возвращении баловала нас известиями. Саз-Крония намерена на все лето посадить нас под замок, словно набедокуривших детей, и выпороть к тому же.

— Еще они вешают наших солдат из действующей армии. Или гноят их по подвалам, — Лой сообщила об этом с исступленной яростью. Никто из кронианцев ни разу не свистнул ей вслед и не выказал желания расстегнуть на ней платье.

А затем, поскольку ворота стояли теперь нараспашку, громовой стук в дверь дома.

— Что скажет мадам?

В грязном платье, без чулок, с вымытыми и накрученными на тряпочки волосами, жуя похожий на надкрылье кусок хлеба, я исподтишка вышла на лестничную площадку посмотреть, придется ли ей сойти вниз по их требованию.

Однако вместо этого медведей пригласили пройти к ней в святилище.

— Бледна она была как сама смерть, — сказал эконом, возвратившийся к нам со стен, не получив увечий, а вот помощник эконома потерял один глаз и сам пропал. — Она сказала: «Господа, я предвидела ваше появление».

Моя тетушка Илайива больше не существовала. Истории, которые рассказывали о ней, вероятно, соответствовали действительности, но, несмотря на это, она жила в иной плоскости, завешенной дымкой; ее можно было увидеть, а вот потрогать нельзя, как привидение.

Кронианцы вскоре спустились вниз. Они отвели эконома в сторону и заговорили, словно обращаясь к наделенной разумом деревяшке, о грядущих переустройствах.

— Мадам придется покинуть свои апартаменты, — сообщил эконом. С тех пор, как он побывал на стенах, у него стал дрожать голос. Он вовсе не выглядел оскорбленным, хотя и попытался выразить негодование при помощи междометий. — Ей позволено занять комнаты этажом ниже. За все время, что я здесь…

Но кто же прибудет сюда, кто вытеснит мадам с ее места и перевернет весь дом вверх тормашками? Алчность двигала теми, кто задавал вопросы. Они стали нахальны. Для нас, говорили их руки, рты и зрачки глаз, эта неразбериха может оказаться удобным случаем. Поглядите, что пришлось нам пережить на пути к оазису.