Я выхожу из пентхауса. В кабине лифта меня ждет Куинн, гора мышц 21 года от роду. Он – один из бывших приемных детей Люси, я нанял его несколько месяцев назад, чтобы он был всегда рядом. Меня не устраивает, если кому-то еще станет известно, где я периодически провожу время. Моя квартира всего в квартале отсюда, но я помешан на безопасности. Я позвонил ему накануне вечером и сказал, что поеду в пентхаус. И вот он здесь. Он, конечно, никакой не охранник, зато круто выглядит. Когда Люси что-нибудь требуется, я готов перевернуть небо и землю, лишь бы она была довольна.

– Доброе утро, сэр. Стадион?

Я киваю.

– Брось ты обращаться ко мне «сэр», Куинн! – У меня уже язык отнимается повторять ему это каждый раз, когда он ко мне обращается.

– Сейчас я вызову вам машину, сэр. Или мне самому вас отвезти?

Я отмахиваюсь:

– Сам поведу.

Куинн выглядит разочарованным. Ясное дело, скучно всю ночь стоять, хотя вид у него все равно свежий. Не иначе, дремал в огромном кожаном кресле рядом с лифтом. Я указываю кивком на закрытую дверь пентхауса:

– Позаботься, чтобы уборщица сегодня не приходила. Позвони и распорядись.

Он позволяет себе ухмылку.

– Приятный вечер?

Я хмурюсь.

– Мы не обсуждаем мою личную жизнь. Никого, кроме меня, не касается, кто сюда входит и кто выходит. – Я выдерживаю паузу. – Хотя… Извинись перед ней от моего имени, лады?

Он странно на меня смотрит, потом спохватывается и чинно кивает:

– Разумеется, сэр.

– Куинн! Сколько можно повторять? Джек! Нас с тобой вырастила одна и та же женщина. Мы без пяти минут братья.

На самом деле это не так. Он появился у Люси уже после того, как я покинул ее дом и поступил в колледж. Просто иногда жуть как хочется иметь брата.

Он кивает:

– Простите, сэр. Джек. Просто я очень признателен вам за работу. Мало кому хочется нанимать отсидевших.

Люси подробно рассказывала мне о его пьяной драке с другим студентом колледжа, оказавшимся, на беду, сенаторским сынком. Тот угодил в больницу с переломами руки и ребер. Куинна посадили на полгода – суровый приговор для парня, делающего первые шаги в жизни. Как я погляжу, он очень вежливый, отлично выполняет поручения и отпугивает кого следует своим видом. Я привык слушаться своей интуиции. В случае с Куинном интуиция мне подсказывает, что он славный паренек.

– Хватит об этом вспоминать. То, как ты живешь теперь, гораздо важнее.

Он пыхтит.

– Это была самооборона, сэр. Джек. Он сам виноват. Я долго крепился, а потом не выдержал и… Пресса слишком все раздула.

– Не обязательно все это мне объяснять. Мне самому случается срываться.

Взять хотя бы драку прямо на поле в конце сезона: меня схватили за шлем, я грохнулся и повредил плечо. Не я затеял ту драку, но считается, что я.

Я хлопаю его по спине.

– Не оглядывайся назад, Куинн. Пусть болтают, тебе-то что? Таков мой девиз.

Он с надеждой смотрит на меня:

– Сегодня вечером я вам нужен? У меня нет никаких планов. Могу приехать сюда или в любое место, куда вы скажете.

Этим вечером я обойдусь без него. Но, судя по виду Куинна, ему не хочется бездельничать.

– Девон справляет день рождения в «Рейзор». Хочешь отработать лишние часы – поезжай туда.

– Приеду, сэр, – радостно отвечает он.

* * *

Через час, когда я уже пробежал пятнадцать миль на беговой дорожке, в спортзале появляется Эйден. Для столь раннего часа он подозрительно весел. Большая часть команды в отпуске, расслабляется невесть где, наслаждается обществом своей семьи или друзей. Почти все, только не я. Я усиленно потею здесь, стараясь поддержать форму.

Не то что везунчик Эйден.

В свои 23 года он уже суперзвезда, переманенная из Алабамы. Он сразу стал дышать мне в затылок, дожидаясь, пока я спекусь, чтобы занять мое место.

Он проходит мимо меня, не заговаривая, но на ходу ест меня глазами и кривит губы в улыбочке. Почему-то он выбирает беговую дорожку по соседству с моей.

Я глушу свою музыку, вынимаю из ушей наушники.

– Тебе нравится моя форма? Хочешь, покажу, как надо бегать?

По этой части я непревзойденный дока. Моя личная жизнь трещит по швам, но это не помешает мне поставить на место выскочку, метящего на мое место. Футбол – это все, что у меня есть, и я сделаю максимум, чтобы в нем остаться.

– Остынь, старичок. Не мешай заниматься.

Надо отдать ему должное: каждое утро он тут как тут и проводит здесь не меньше времени, чем я.

– Хочешь, помогу освоить правильную отдачу паса? Ты мнешься целых полсекунды. Исправь этот недостаток, иначе можешь и не мечтать о том, чтобы занять мое место

Он хмурится. Я ухмыляюсь.

– Ничего я не мнусь.

– Еще как мнешься. – Я пожимаю плечами, беру полотенце, вытираю с лица пот. Знаю, у него не выходит из головы наша последняя провальная игра.

Эйден расправляет плечи, наклоняется за штангой, напрягает бицепсы.

– Я хочу лучшего для команды.

– Воображаешь, что лучшее – это ты?

Он с грохотом бросает штангу, откидывает со лба волосы и презрительно улыбается.

– Так и есть. Прикинь, ты играешь в команде уже семь лет, и что-то я не вижу на твоем пальчике кольца Суперкубка. Ты напрочь запорол ту игру, Хоук. Пять перехватов – пять! В прошлом месяце ты облажался на глазах у миллионов. У этого города хорошая память. А теперь… – Он поднимает штангу, возвращает ее на стойку, раздумывает, какую взять, выбирает самую тяжелую. Мы встречаемся взглядами в зеркале. – Чувак, ты практически отдаешь мне стартовую позицию. Не ты сбил на той неделе паренька, сидя за рулем своего здоровенного Cadillac Escalade? То, что ты пролетел мимо Кубка, тебе бы еще простили, но того малолетнего болельщика… – Он презрительно подергивает плечом.

Меня душит злость.

– Что-то я не заметил, чтобы ты попытался забить, когда тебя ввели в игру. Ты ни на дюйм не пронес мяч. Все потому, что мнешься. Сколько ты ни пыжишься, Алабама, знай, у тебя кишка тонка.

Вот мне и удалось его разозлить.

Двойные двери спортзала распахиваются. Входит, сердито щурясь, старший тренер Джон Коннор.

– Все в порядке? – Он переводит взгляд с меня на Алабаму.

Я складываю руки на груди.

– Пустяки, мы с Эйденом малость полаялись.

– Ага, – подтверждает Эйден. – Джек меня расхваливал.

Я наклоняюсь к скамейке за бутылкой с водой и морщусь от резкой боли в левом плече, тут же распространяющейся на всю руку. Я скрежещу зубами, старательно расправляю плечи. Не хватало дать слабину перед Эйденом. И не только перед ним. Я встряхиваюсь, боль постепенно отпускает.