И всё равно этот крокодилоконь был красивый в каждом своём движении. Казалось, он парит над землёй. А может, так оно и было?

Король сидел в седле, чуть отведя руку с большой белой палкой, на конце которой мерцал красно-зелёный шар. Наверное, это был волшебный посох. Я хотела спросить Гарольда, но тут горожане опомнились и завопили так, что даже коняга подо мной, уж на что спокойный, вздрогнул.

— Обер-рон!

— Слава королю!

— Слава!

В этом рёве и гвалте потонули слова мэра — тот обращался к Оберону и кланялся, приложив руку к сердцу. А король сидел в седле и смотрел на него так же спокойно и внимательно, как смотрел ещё недавно на меня…

Я покосилась на Гарольда. Он не сводил с Оберона глаз и был непривычно бледный, даже веснушки пропали. Я подумала: а ведь для Гарольда всё это, как и для меня, в первый раз. В первый раз на его памяти Королевство бросает насиженное место и уходит в никуда, и неизвестно, что там, впереди, ждёт.

Интересно, он взял с собой старую куртку, как велела ему мать?

Пока я об этом раздумывала, мэр закончил свою речь. Оберон коротко кивнул ему и обвёл площадь глазами. И сказал одно слово — будто бы негромко, но голос его перекрыл гул толпы:

— Прощайте.

И протянул мэру большой ключ, вроде как из спектакля про Буратино. Люди вокруг заревели, завопили, в воздух полетели шапки, шляпы, свёрнутые платки…

А меня будто булавкой кольнули: значит, сейчас уже протрубит труба? И у меня не будет пути к отступлению?!

Я повернула голову. Гарольд смотрел прямо на меня:

— Ну что? Твой последний шанс вернуться. Давай.

Он изо всех сил старался говорить равнодушно, но на последнем слове голос его выдал. Мой учитель очень хотел, чтобы я ушла восвояси и унесла с собой его хлопоты.

Оберон на своём крокодилоконе медленно ехал вдоль каравана — от хвоста, где стояли хозяйственные повозки, к голове, где было его место. Иногда останавливался и перекидывался с кем-то парой слов.

Вот он всё ближе к нам… всё ближе… И времени на решение у меня всё меньше… меньше…

Его конь был совсем близко, когда я увидела, что к бокам чудовища (и к коленям Оберона) прижаты перепончатые крылья, а из ноздрей немножко вылетает дым.

— Привет, Лена.

Я выпрямила спину, как могла.

— Добрый день, ваше величество, — и попыталась улыбнуться.

Оберон был серьёзен:

— Ну что же, решай. Ты идёшь с нами — или возвращаешься к себе?

— А вы знаете, у меня ничего же не получается…

(Что я делаю? Вся площадь на нас смотрит, каждая секунда на счету, сейчас протрубит труба…)

— Разве я нужна вам, ваше величество? Я маленькая…

Гарольд засопел, еле слышно постанывая.

— Конечно, ты нужна нам. — Оберон и бровью не повёл. — Итак?

К полудню мы въехали в другой город, поменьше. Здесь тоже набежала толпа, и тоже стражники с копьями стояли вдоль дороги, и тоже кричали «Слава» и «Прощайте». Я к тому времени так устала, что готова была вывалиться из седла. Гарольд молчал всю дорогу. Он был неимоверно разочарован, прямо-таки убит.

Я уже ничего вокруг не замечала и смотрела вниз, на свои руки с уздечкой. Мой конь не нуждался в командах — он был значительно умнее меня и сам шёл в строю, то ускоряя, то замедляя шаг. Я краем уха слушала приветственные крики, а сама думала: долго ещё? Когда же привал? Когда это кончится?

Даже когда радостные вопли вокруг стали совсем уж оглушительными, я не сразу поняла, в чём дело. А потом вдруг оглянулась — рядом с моим конём, шаг в шаг, плыл белый крокодилоконь Оберона.

— Устала?

— Нет, — сказала я, пытаясь выпрямиться в седле. Спину ломило — сил нет.

— Хочешь, что-то покажу?

— Хочу, конечно…

— Перебирайся. — Он протянул руку.

Я не поняла даже, что он задумал, всё получилось само собой. Только что сидела на своём послушном коньке — и вот уже в седле Оберона, на спине «белого крокодила». Прямо передо мной — длиннющая шея, развивается на ветру молочная грива, косит через плечо глаз — карий, умный, почти человеческий.

— Смотри. — Оберон сидел за моей спиной, я видела только его руки. — Видишь всех этих людей?

— Вижу…

— А теперь погляди сюда…

Он поднёс к моему лицу ладонь. Я посмотрела в щёлочку между его пальцами…

Никого не было! Пустая дорога, вдоль дороги — дома, ползёт караван. Гарольда вижу, он смотрит в сторону… Всадника перед Гарольдом вижу… А там, смотрите-ка, мой знакомец, крючконосый комендант замка, «его милость». А где же люди вдоль обочин?

Оберон убрал руку, и я снова всех их увидела. Мальчишки на крышах и на деревьях. Малыши на плечах отцов. Женщины размахивают платками, шляпами, цветами…

Посмотрела ещё раз сквозь пальцы Оберона — пусто. Караван идёт по пустой дороге.

— Почему это так?

— Обычным взглядом ты видишь два мира сразу. Сочетание двух миров. А я тебе показываю только то, что видно «тонким взглядом». Это Королевство. И ты ему принадлежишь.

— А… можно ещё раз?

Его рука была белой и тёплой. На этот раз я увидела, что на дороге, кроме растянувшегося каравана, есть ещё одна женщина — высокая, прямая, в длинном плаще. Стоит в отдалении. Не кричит, не машет руками. Просто смотрит.

— А это кто?

— Где?

Он быстро глянул в сторону женщины («обычным взглядом» я её не видела, она пряталась за спинами толпы).

— А-а-а… это… она решила остаться.

— Разве так можно?

— У неё серьёзная причина.

— Какая?

— Ну, Лена, это как-нибудь потом.

Секунда — и меня пересадили обратно на спину моего коняги. Крокодилоконь Оберона выгнул шею — и вот он уже далеко впереди, во главе каравана.

— Когда говоришь с королём, — Гарольд по-прежнему не глядел на меня, — не забывай, пожалуйста, добавлять «ваше величество». Если Обе… если его величество не делает тебе замечания, это не значит, что он твоей наглости не видит, поняла?

Так я стала частицей Королевства.

Это здорово.

Но, наверное, мне не раз ещё придётся об этом пожалеть.

Едва только закончились поля, едва только по обе стороны дороги потянулись луга и рощи, как в голове колонны сыграли «привал». Раньше я никогда не слышала такого сигнала (два трубных звука один за другим, высокий и низкий), но подозревала, что теперь он станет моим любимым.