Полгода? Сказать по правде, полгода назад заявление об отъезде на войну произвело бы на меня несравненно больший эффект, а сейчас подивился скорее тому, как аспирант сразу после возвращения умудрился свести столь близкое знакомство с Ингой. Или же дело обстояло с точностью до наоборот, и это она проявила инициативу в общении с местной знаменитостью? Как знать…

— Круто.

— С ним ещё Тарас Пникота и Касатон Стройнович ездили, но их не вижу пока, — поведал мне Карл и указал на бутылку. — Ну, наливай!

Под мясную нарезку мы выпили ещё по рюмке, а потом начали накрывать на столы и разносить горячее. Хозяин заведения предпочёл накормить студентов пораньше, дабы публику не развезло раньше времени после употребления горячительных напитков натощак.

— Да не переживай ты так, Пьер! — придвинулся ко мне чуток захмелевший Карл. — Всё образуется. А хочешь, с девчонками с нашей кафедры познакомлю? Клин клином вышибается! Научный факт!

Я покачал головой.

— Ты не понимаешь, Карл! Как всякому тонко чувствующему человеку сегодня мне полагается испытывать нестерпимые моральные терзания! Да и как потом с Ниной мириться, скажи?

— Молодец! Позитивный настрой — это правильно!

Где он углядел таковой настрой, было решительно непонятно, но ничего на этот счёт говорить не стал, поковырялся вилкой в тарелке и взял себя в руки, доел всю поджарку. Аппетита не было, но не оставлять же?

Завели граммофон, заиграло танго «Магнолия», и молодые люди начали приглашать барышень, а мне на колени вдруг уселась Тамара. Студентка почти не уступала ростом, да ещё закинула руки на плечи, так что её декольте замаячило прямо перед лицом, и посмотреть там было на что.

— Потанцуем, Петя? — предложила Тамара и шепнула на ухо: — Или займёмся чем-нибудь более приятным?

В другой раз от смущения бы сквозь землю провалился, а сейчас ухватил девушку за талию и ссадил её с колен на соседний стул.

— Ах, Тамара, моё сердце разбито! Сегодня мне не до танцев.

Студентка фыркнула, вскочила и протянула руку Николаю. Тот кинул на меня взгляд, как показалось, преисполненный искренней благодарности, и повёл барышню танцевать. А я подумал-подумал, да и перебрался обратно к стойке у окна. Там развернулся на стуле и принялся следить за студентами, пытаясь подметить различия с публикой, собиравшейся в «СверхДжоуле».

Особо в этом не преуспел, разве что костюмы и наряды чуть менее дорогими и модными показались, да ещё — никаких значков с номерами витков и румбов, вообще ничего, кроме символики РИИФС. Даже Карл свой с циферками «7/17» носить перестал.

Что — разумно. Иначе все и вся будут знать твой потолок, а это нехорошо, пусть даже ты прошёл инициацию на золотом румбе.

Я похвалил сам себя за рассудительность и выпил, затем предложил промочить горло подошедшему Карлу, и тот не отказался, но сразу потянул меня за собой.

— Идём, покурим!

— Я не курю! И ты ведь тоже, нет?

— Значит, просто освежимся.

Загорелся идеей подышать свежим воздухом Карл точно неспроста, и я отпираться не стал, плеснул в рюмку коньяка и отправился вслед за ним.

Воздух и в самом деле оказался… свежим — аж до нутра морозцем пробрало. Ещё и ветерок по двору позёмку крутил и фонарь над головой раскачивал. Тень-свет, тень-свет, тень-свет. Дымивших на лестничной площадке курильщиков так сразу и не разглядел, понял только, что это не студенты. Старше и крепче. Взрослей.

— Иван, Тарас, Касатон, — представил их Карл, после указал на меня: — Это Пётр, он в корпусе мотоциклистом служит.

Ага! Аспиранты-добровольцы с непривычными слуху фамилиями! Тарас и Касатон — это Пникота и Стройнович. Первый — кряжистый и русоволосый; второй — ростом с меня и чернявый с узкой полоской усов над верхней губой.

Третий? Третий — непонятный. Он и не Мельник, того — Вениамином кличут, я точно запомнил, и стоит чуть дальше, свет от фонаря самое большее до середины груди поднимается, только и видно, как уголёк папиросы посверкивает.

— Мотоциклист? — переспросил Касатон Стройнович. — Здесь, в городе служишь?

— Перевели с Кордона, — подтвердил я.

— Ого! — присвистнул Тарас Пникота. — И как там служба? Постреливают?

После того прискорбного случая с Валей я зарёкся трепать языком и постарался создать в голове чулан для хранения воспоминаний, которыми не стоило делиться ни с кем, в каком бы состоянии ни находился; трезвый или пьяный — неважно. И поскольку о работе распространяться определённо не стоило, сейчас даже мысли не возникло развлечь аспирантов историями из своего недавнего прошлого.

Я приложился к рюмке, затем нарочито медленно повёл рукой с ней влево-вправо.

— Туда-сюда, — сказал я. — Туда-сюда. Вот так я и катался до Эпицентра и обратно. Иногда до Новинска, но это реже.

— Просто по трассе? — озадаченно уточнил Касатон. — А разведка местности, облавы, задержания?

Тут даже придумывать ничего не пришлось, воспользовался стародавним советом Фомы.

— Я — стажёр. У меня всей службы пара часов в день было, а в остальное время — обучение и тренировки.

— А-а-а! — разочарованно протянул Тарас. — Понятно.

А вот Иван пыхнул из темноты дымом и поинтересовался:

— А как вообще там обстановка? Слышал, недавно мотоцикл на мине подорвался.

О том случае нам настоятельно рекомендовали не распространяться, и я не стал ни подтверждать факт взрыва, ни опровергать его. Но и отмалчиваться не хотелось, очень уж кислыми стали физиономии аспирантов. Не иначе, Карл успел чего-то обо мне наплести.

— Ситуация стабильная, — заявил я, поёжился и отпил коньяка. — Хотя, если старослужащих послушать, они браконьеров, чёрных старателей и нарушителей каждый день десятками задерживают. В Новинске столько народу нет, сколько они диверсантов обезвредили. Мы за всё время пару беспризорников с грузовиков сняли, да раз под обстрел попали.

— Ого! — удивился Карл. — Это кто вас так?

— Понятия не имею, — сказал я ради разнообразия чистую правду. — Из кустов пальнули дробью и отошли. Может, браконьеры. Не знаю. А! Ещё раз мы от медведя драпали!

И вот изрядно приукрашенная история об аномалии и обитавшей там зверюге определённое впечатление на аспирантов произвела. Они поделились байками о своей поездке в Доманию, и в итоге после возвращения в бар, мы с Карлом перебрались за их стол. Я прихватил с собой остатки коньяка, да у них и своя выпивка была, а ещё в полночь под сигналы точного времени мне всучили бокал игристого вина, и опьянение накатило как-то вдруг.

О чём толком говорили дальше — не помню, всё общение — урывками. Но в чём уверен на все сто, так это в том, что лишнего я не сболтнул, даже когда Вениамин Мельник завёл разговор о поездке на гражданскую войну.