Серега отчаянно покраснел. Ну прямо мыльная опера на средневековой сцене. Именно этого ему и не хватает для остроты ощущений, ведь, если память его не подводит, осложнения на этой почве в эти времена и при этих нравах ох как чреваты… Он схватил со стола кубок и залпом выпил его до дна. Кислятина с острым сивушным запахом тошнотворным комком прокатилась по пищеводу. Слегка затошнило, он с трудом сглотнул и вновь перешел на воду. Тем не менее дальше все шло как пo маслу. Он пересказал присутствовавшим сказку о Синей Бороде, от души разукрасив ее рыцарским антуражем и пространными описаниями всяческих материальных благ. Средневековый изверг был воспринят феодальным обществом весьма благосклонно. Причем симпатии, как понял Серега из редких прочувствованных возгласов, были на стороне отважного барона, коему мешали нормально жить лезущие не в свое дело дуры бабы. Леди Эспланида, к великому его облегчению, вела себя тихо, только громко взвизгивала вместе со всеми дамами в особо напряженных местах повествования. Сказка, или, точнее, легенда о несчастном бароне подходила к концу. На столах все уже было съедено, и Серега с некоторой дрожью начинал думать о том, что же рассказывать дальше… Конец затянувшейся трапезе положила леди Клотильда. Она просто-напросто встала из-за стола, – и весь зал тут же вскочил на ноги как по команде, следуя по пятам за леди Клотильдой. Серега вспомнил, что в зале не начинали трапезу, пока не явилась леди Клотильда, аки солнце, и все разошлись, едва рыцарственная дама встала. Опять-таки аки светло солнышко…

Он не выдержал, поманил пальцем одного из следовавших за ним по пятам пажей и спросил шепотом:

– Кхм… Ты случайно не знаешь, почему все из-за стола вон, едва Кло… леди Клотильда встала?

Паж метнул на Серегу опасливый взгляд, как на буйнопомешанного, потом, пожав плечами – ну что взять с этого сэра, он же воду пьет! – затараторил:

– Благородная леди Клотильда из рода рыцарей Персивалей, кои состоят в родстве, хотя и дальнем, с погибшим королем нашим Зигфридом. И хоть родство дальнее, но и ближе-то уже никого нет! Посему в любом замке хоть и не оказывают им почестей, подобающих верховному сюзерену, но тем не менее предоставляют королевские права – начинать и заканчивать трапезу, судить и казнить, ежели восхочет кто!

– И многие восхотели? – заинтересовался Сергей.

Паж заулыбался, приоткрыв щербатый рот.

– Не… Дураков нет…

На выходе из трапезной стояла странная парочка. Толстенная, страшно грязная старуха неопределенного возраста и мальчишка лет шести, тоже грязный, но, в отличие от старухи, худой и изможденный настолько, что… такое Сергей видел только в документальных фильмах о концлагерях – лицо с торчащими скулами и опустошенными, ни на что не надеющимися глазами. Завидев Клотильду, стремительно выходящую из зала впереди всех, старуха ссутулилась, наклонилась вперед и, сжав руку на плече у мальчика, затянула:

– Подайте нищей и старой, болеющей и лишенной кормильца… Вот внук у меня, и боле нету у нас никого, родители его страшной смертию помре… А и дом-то наш сгорел… Подайте ж хучь кусочек поисть…

Клотильда прошла мимо, равнодушно обогнув парочку как нечто бездушное. Серега глянул на пухлые, когтистые старушечьи пальцы, впившиеся в костлявое крохотное плечико, на мертвенно-бледное лицо, искаженное гримасой терпеливо переносимой боли. Лицо было на уровне его пояса. Он остановился. Старуха, надеясь найти в нем потенциальную жертву, совала руку под нос, безостановочно плаксиво скулила. Те, кто выходил из трапезной, огибали их так же равнодушно, как и леди Клотильда. Огибали и шли по своим делам, недоумевающе косясь на Серегу. Пауза затягивалась. Старуха, усомнившись в финансовых возможностях Сереги, теперь совала руку под нос другим выходившим.

Ушедшая было вперед леди Клотильда вернулась, смущенно покашляла рядом.

– Сэр Сериога, подайте ей монетку, если хотите, конечно, и пойдемте. Я желаю поговорить с вами безотлагательно, сэр Сериога.

– У меня нет монетки, – тихо сказал Серега.

Клотильда шумно вздохнула, заглянула Сереге в лицо, еще раз вздохнула.

– Ну хорошо… Но вы становитесь моим должником, сэр Сериога. – Она повернулась к старухе с мальчиком и зычно крикнула на весь двор: – Эй! Кто эти двое?

Резиновыми мячиками с двух сторон подскочили пажи.

– Да нищие, миледи! Пришли когда-то в замок, попросили у милорда Баленсиаги крова, милорд жалостлив и милосерден был в тот вечер, ну и разрешил им остаться. Но запретил их кормить. Сказал, что у нас и так нахлебников достаточно.

– Да уж, милостив ваш милорд, ничего не скажешь, – пробурчала леди Клотильда, – значит, на кухне их не кормят? Живут подаянием и свиными помоями… Почему же старуха только что не лопается от жира, а мальчонка тоньше, чем древко моего копья?

Пажи переглянулись.

– Не знаем, миледи. Может, ей удалось добиться благосклонности одного из поваров? – высказался один и прыснул.

– Или она нарочно не кормит его, чтобы больше подавали…– рассудительно протянул его дружок,

Лицо мальчика скривилось, он быстро опустил голову. И заплакал. Две или три слезинки абсолютно беззвучно упали в дворовую пыль, оставив на ровном сером налете несколько темных оспинок.

Клотильда грозно и надменно свела брови, вскинула подбородок. М-да… Вот теперь Серега начал понимать, что именно обозначают слова “с королевским величием”. Ей даже не понадобилось выпрямлять спину (впрочем, и без того прямую), приосаниваться. Кричать или хотя бы кашлянуть. Двор затих сам собой. Даже куры на скотном дворе перестали квохтать.

– Приговор! – рявкнула леди Клотильда. Где-то на задах всполошенно кукарекнул и тут же осекся петух. – Рассмотрев сие дело о перекорме и недокорме, я, леди Клотильда, благородная девица из рода Персивалей и баронесса Дю Персиваль по праву рождения, постановляю! Дабы воистину видно было, что эти двое – родные один другому, то бишь кровь от крови и плоть от плоти одной, повелеваю забрать этого отрока от данной старухи и кормить и лелеять в меру сил до тех пор, пока дитя не будет походить на свою прародительницу один в один, то есть станет столь же толстым! И если бог недоволен судом моим, то пусть явит волю свою и в скором времени либо превратит отрока в толстяка, либо старуху в стройную иву! Сроку для божьего суда – три дня! Ежели кто здесь считает приговор сей несправедливым, то пусть выйдет и сразится со мной в честном бою! Меч или копье для поединка – выбор за ним! И клянусь не причинять опасных для жизни увечий!

Было тихо-тихо. Увы, никто не спешил воспользоваться столь завлекательным предложением. И вообще, простота здешней судебной системы очаровывала. Раз-два —и готово решение. Господу Богу для апелляций – только три дня. От всех остальных возражения принимаются на месте. Голосуйте мечом или копьем… И в данном случае все воздержались. Правосудие восторжествовало!

– Благодарю вас, милорды, за то, что сочли суд мой справедливым и праведным! – провозгласила леди Клотильда громовым голосом на весь двор. – Опекуном же отроку назначаю благородного менестреля, сэра Сериогу! Такова моя воля, таков мой суд, и да будет так!