После вечерних игр здесь бродили толпы людей, и даже если бы стражница преследовала нас, то поймать теперь уже точно не смогла бы.

Сэр Радомир догнал меня, раскрасневшийся, вспотевший и совершенно выбившийся из сил. Он согнулся пополам и, выругавшись, харкнул на мостовую.

– Я же шериф, – выдавил он. – Что люди скажут, если увидят, как я безобразничаю?

Брессинджер просто рассмеялся и хлопнул его по плечу.

Я резко нагнулась, и меня стошнило всем, что я выпила за тот вечер. От ближайших прохожих послышались стоны, смех и одобрительные возгласы.

– Ну-ка, давай вот так, – на удивление ласково сказал Брессинджер и придержал рукой мои волосы, чтобы на них не попала рвота. Держать пришлось только с одной стороны, ибо другой висок был обрит мистером Макуиринком, врачом из Долины Гейл, который залечивал рану на моей голове. Впрочем, мои волосы постепенно отрастали.

Я выпрямилась и, пылая от смущения, сказала:

– Кажется, мне пора на боковую. – Было уже за полночь, и у меня кружилась голова.

– Есть мыслишка получше, – ответил Брессинджер и обвел рукой округу. Только тогда я поняла, что он привел нас в район притонов. У дверей в соблазнительных позах стояли полуголые женщины и мужчины, а над каждым заведением висели вывески с шутливо-похабными надписями, одна скабрезнее другой.

– Мне-то что делать в борделе? – устало спросила я.

– Хелена, ты же в Сове… на свою беду. Здесь есть бордели и для женщин. – Брессинджер указал на одно из таких заведений, над которым возвышался большой деревянный фаллос. Меня тут же одарил улыбкой мускулистый мужчина, намазанный маслом и одетый в одну лишь набедренную повязку.

– Побойся Немы, Дубайн! – воскликнула я, хотя усталость и опьянение не позволили мне даже по-настоящему возмутиться. – Ты что, правда решил, что я захочу кончить день в таком месте?

– Хелена, как раз в таких местах и кончают, – к моему ужасу ответил Брессинджер, и я, не сдержавшись, расхохоталась.

– Не хочу я в бордель, мне спать хочется, – сказала я.

– Ну как скажешь, – угрюмо буркнул Брессинджер.

– Оставайся. Я ее отведу, – подал голос сэр Радомир. – Я что-то тоже не в настроении.

Брессинджер недовольно вздохнул.

– Да что с вами сегодня такое? Нет чтобы насладиться всем, что предлагает столица! Получайте удовольствие от жизни, пока можете! Вы же слышали сэра Конрада – нас ждут трудные дела! Так хоть покувыркайтесь с кем-нибудь напоследок.

Он говорил громко и уверенно, но из-за маски горячности выглядывало отчаяние.

– В другой раз, Дубайн, – сказал сэр Радомир.

Казалось, Брессинджер сейчас выпалит что-то еще, и я заметила, как по его лицу промелькнул гнев; однако через несколько мгновений он просто пожал плечами, резко развернулся и зашагал к ближайшему борделю.

– Идем, – позвал меня сэр Радомир, провожая нашего товарища взглядом. – Не знаю, что уготовил нам на завтра сэр Конрад, но уверен – нам и без похмелья придется несладко.

IV

Император

«Тратьте благоразумно, правьте справедливо, наказывайте милосердно».

ИЗ ВУКОВИЦКИХ «ГОСУДАРЕВЫХ ДОБРОДЕТЕЛЕЙ»

На следующее утро мы все собрались в Великой Ложе.

Сэр Радомир и я нашли дешевый трактир и переночевали там. Когда я проснулась, моя голова раскалывалась от боли, а изо рта дурно пахло перегаром и рвотой. Быстро позавтракав хлебом и запив его сильно разбавленным болотным элем, мы вышли на теплые утренние улицы и направились к Великой Ложе, остановившись лишь затем, чтобы купить пасту из соли и листков мяты, которой я освежила дыхание. Меня все еще мучили головокружение и тошнота, но сэр Радомир, заядлый пропойца, выглядел бодро.

В Великую Ложу нас пустили не сразу – пришлось подождать, пока целая эстафета слуг не подтвердит, кто мы такие. Затем нас отвели в покои Вонвальта, в удивительно маленькую, но недурно обставленную комнату на верхних этажах Ложи.

– Доброе утро, – приветствовал нас сэр Конрад, когда мы вошли. Брессинджер уже был там, умытый и одетый, но с кроваво-красными глазами. Сам Вонвальт тоже выглядел помятым, причем не только от похмелья. Похоже, хворь снова дала о себе знать.

– Вам двоим придется умыться и переодеться, перед тем как мы пойдем на встречу с Императором. От вас разит, как от целой таверны. – Он посмотрел на меня. – И, Хелена, у тебя весь киртл перемазан грязью.

При мысли об аудиенции с Императором у меня скрутило живот.

– Мы идем к нему сегодня? – спросила я.

– Да, – ответил Вонвальт. – Пожалуй, в первую очередь мне стоило отправиться к нему, а не к магистру Кейдлеку, но… – Он пожал плечами. – Что сделано, то сделано.

– Как прошел ваш вечер? – спросила я, затем понизила голос и шагнула вперед. – Разве вы не говорили, что магистр Кейдлек – предатель?

Вонвальт резко поднял голову.

– Все гораздо сложнее, – сказал он. Затем на миг замолчал, разбирая вещи на столе. – Это очень деликатный вопрос. Я не могу просто так ворваться сюда и обвинить кого-то в измене. Нужно постепенно во всем разобраться. Возможно, магистр Кейдлек знает – или совершил – гораздо больше, чем говорит, но за один вечер мы точно не докопаемся до истины.

Я вспомнила, как сэр Конрад лежал на мостовой в Долине Гейл, окровавленный и избитый; как он был убежден, что Кейдлек продал нас всех Клаверу. Но теперь, очутившись среди своих коллег, он снова не мог поверить, что кто-то из Правосудий оказался способен на это.

Сэр Радомир и я начали готовиться к приему во дворце. Умывальни и постирочные Великой Ложи были огромны – все-таки здесь жило более тысячи странствующих Правосудий. Мы разделились и искупались. Нам выдали чистые официальные наряды, а нашу одежду постирали.

Одевшись, мы снова собрались вместе и вышли из Великой Ложи. На улице Вонвальт вызвал экипаж, и нас повезли к Императорскому дворцу.

Я не знала, чего ждать от приезда в Сову, но ждала точно не этого. Наверное, мне думалось, что здесь все будет точно так же, как и во всех предыдущих городах, которые мы посещали. Наша жизнь была отнюдь не роскошной, даже несмотря на богатство, привилегии и почти неограниченную власть, которыми обладал Вонвальт. Почти все время и деньги мы тратили на проживание и еду, а не на излишества.

В Сове же сэр Конрад, похоже, решил жить на широкую ногу. За одну поездку от Великой Ложи до Императорского дворца он заплатил больше, чем стоили многие крестьянские дома. Одежда, которую в Ордене равнодушно сняли с вешалки и сунули мне в руки, была лучше любого тряпья, какое я когда-либо надевала. Все это оказалось для меня чересчур. Я чувствовала себя недостойной этого. Ведь я не сделала ничего, чтобы заслужить такую роскошь, лишь впуталась в дела Вонвальта, и все.