Всеслава поняла, что, если не вмешаться, в следующий миг на землю упадет бездыханное тело или даже два, ибо девица ведала, что Анастасий владел мечом лишь немногим хуже дядьки Войнега и Лютобора Хельги. Чем это грозило земле вятичей, она тоже представляла слишком хорошо.

— Анастасий поехал со мной в святилище потому, что изучает обычаи других народов! — сверкнув зелеными глазами, твердо сказала она. — Нешто ты, братец, хочешь, чтобы он, вернувшись в землю ромейскую, рассказал, как плохо вятичи соблюдают законы гостеприимства?

— Гости обычно зваными ходят! — надменно глянув на сестру (или невесту), отозвался Ратьша, и Всеслава поняла, что отказываться от сведения счетов он не намерен.

И в это время заговорил Арво Кейо:

— Званый или незваный, а этот человек находится сейчас под защитой Велеса!

Он простер над Анастасием свою сухую, но властную длань, благодаря молодого лекаря за спасение внука:

— Ты же, княже, чем считаться, лучше поразмысли, как сестру от ворогов крамольных оборонить. И пусть Велес будет милостив к вам.

Хранильник и ромей

На новом месте Анастасию не спалось. Он ворочался с боку на бок, устраивался и так, и так, но сон все не шел. Виновны ли в том были исподволь подбиравшаяся к молодому лекарю хилая, снулая хворь, отголосок ледяного купания, и духота жарко натопленной, до отказа набитой сопящими и храпящими на все лады людьми избы? Или же это мысли, спутавшиеся еще с вечера в клубок, никак не могли успокоиться, чтобы дать утомленному дорогой и событиями бурного дня телу долгожданный сон?

«Что ты задумал, брат?! Куда собираешься? Почто на волхование поганое смотреть желаешь? Да такими зрелищами да позорствами и душу недолго погубить!» Синие глаза сестры Феофании метали гневные молнии, нежные щеки пылали ярче денницы. Давно он не видел ее такой взволнованной, если не сказать рассерженной.

«Противника надо знать в лицо», — полушутя-полусерьезно заметил собиравшийся на княжеский совет Александр (так Анастасий по старой критской привычке называл Хельги Лютобора). Молодой воевода обнял нареченную за плечи, и гнев в ее глазах погас, сменившись нежностью. Признавая главенство будущего мужа, Феофания, или, как ее звали по-славянски, Мурава, не смела ему перечить. И все же, собирая брата в дорогу, она перекрестила его материнской иконой и строго-настрого заповедала опасаться волхвов и не доверять им.

Не зря беспокоилась о нем сестра, ох, не зря! Чуяло вещее, любящее сердце беду, только не знало, родимое, с какой стороны ее поджидать.

Хотя Анастасий и присутствовал при обряде, который ввечеру свершил старый волхв, спасительная тяжесть заветного сестрина креста, истовая молитва и выработанное духовными упражнениями умение противостоять чужой воле позволили молодому лекарю преодолеть искушение ненадолго покинуть гордое, упрямое «я» ради освобождающего и порабощающего, пленительного своей безответственностью всеобъемлющего «мы». Сохраняя ясность рассудка, он с интересом слушал ритмичные завораживающие звуки бубна и переходящий от утробного звериного рева на гортанный птичий клекот голос волхва. Переводил изумленный взгляд с отрешенного, но властного лица Арво Кейо на фигуры воинов, раскачивающиеся в трансе. С волнением следил за чарующими движениями несущейся в стремительном вихре экстатической пляски княжны.

Впрочем, единственная мысль, за которую ему стоило попросить прощения у Бога, касалась не девушки, а старого служителя Велеса. Глядя на то, каким светом загораются обращенные к кудеснику лица и глаза, Анастасий подумал, что из Арво Кейо, родись он в ином краю, мог выйти неплохой священник. Ибо вещий хранильник, хоть и служил иным богам, умел вселять в души надежду и приносить утешенье, а разве это не те дарования, которыми должен обладать истинный пастырь.

Молодой ромей успел рассердиться на свою неистребимую любовь к излишним рассуждениям (так, в самом деле, и в ересь недолго впасть), когда взгляд запечатлел едва заметное движение в ветвях ели, возвышавшейся над частоколом. Анастасий пригляделся внимательней и увидел глаза, несомненно, человеческие, в пламенном восторге устремленные на княжну. Насколько молодой ромей разбирался во взглядах, которые мужчины бросают на женщин, человек за частоколом о девице, несомненно, грезил, и грезил давно, и кабы ему дали волю, он бы весь мир бросил к ее ногам или положил за нее свою жизнь.

Анастасий успел отметить цвет его глаз, редкий ореховый и почему-то смутно знакомый. Молодой ромей сморгнул, и наваждение рассеялось. Вместо ореховых глаз на него внимательно и неприязненно смотрели иные, синие, холодные глаза Дедославского княжича. Похоже, Мстиславич также имел достаточно твердый дух, чтобы противостоять чарующим звукам бубна Арво, и его взгляд внушал куда большие опасения, нежели все тревоги прошедшего дня и все разговоры про разбойников.

Понимая, что заснуть уже не удастся, Анастасий нащупал в темноте одежду и потихоньку выбрался наружу, с опаской вдыхая колкий морозный воздух, с интересом глядя, как пар от дыхания выпадает инеем на рукавицы. Живший у Арво Кейо вместо сторожевого пса молодой медведь при появлении чужака сердито заворчал, но, чтя волю хозяина, с места не сдвинулся. Анастасий обошел его стороной, привычно отыскивая на небесах превращенную в медведицу Каллисто и ее сына. Хотя здесь их называли Лосихой с Лосенком, почитая священными чадами матери Живы, привычные очертания знакомых созвездий немного успокоили и утешили его смятенную душу, исцеляя воспоминаниями о детстве и давно покинутом доме.

Затем внимание Анастасия привлек огонь, имевший, несомненно, рукотворное происхождение. Молодой лекарь услышал стук кузнечного молота, проковывавшего стальной прут, и шипение олова или серебра, заливаемого в глиняную или каменную форму. Как пояснил Войнег, Арво Кейо не только мастерски кудесничал, но и являлся хранильником, то есть, имел власть над рудой, самостоятельно изготавливая для всех, кто у него просил, оберегающие амулеты. Потому вторым его прозвищем было Сеппо — кузнец. Сегодня вещий хранильник трудился над оберегами, которым следовало отпугнуть злых недругов от княжны и ее спутников.

Хотя волхв, казалось, был полностью поглощен работой, Анастасия он заметил, и молодому ромею ничего не оставалось, как подойти и поприветствовать его.

— Поклонник Белого Бога пришел за помощью к Подземным Богам? — с легкой иронией осведомился волхв, внимательно глядя на иноземца своими пронзительными голубыми глазами.

— Есть один Бог на небе, — с достоинством отозвался Анастасий. — И все мои чаяния и упования обращены к Нему.

Морщины на лице Арво превратились в лучики маленьких, лукавых солнц, наподобие тех нескольких десятков, которые остывали на каменном верстаке после отливки, превращенные в нагрудные знаки и застежки, в глазах ярче проявилась присущая финнам легкая косеца. Судя по всему, ответ чужеземца его не рассердил.

— Зачем же ты пришел сюда, если не