Девушка задумчиво посмотрела на планшет.

— Если убрать фонтан и взять короткие диваны, то впишемся. Барная стойка нужна?

Хок усмехнулся:

— Слаб человек…

— Хорошо, но журнальный столик придётся сделать полукруглый и приставить его к окну. И два дугообразных кресла по сторонам.

— Отлично, — обрадовался он.

— «Элит Клуб Бетта» без фонтана с барной стойкой во вторую каюту.

Она выжидательно взглянула на меня.

— Со мной всё не так просто… — виновато улыбнулась я. — Я жутко привередлива, но не знаю, чего хочу.

— Бывает, — кивнула она. — Какие цвета вам нравятся?

— Золотисто-коричневая гамма.

— Мебель из натурального дерева?

— Да.

— Обивка: кожа, бархат, шелк?

— Что-нибудь вроде бархата.

— Последний вопрос? Вы любите рыцарские романы, шоколад и ужин при свечах?

— Любила в юности. Сейчас, пожалуй, только ужин при свечах, если есть время.

— В каюте работаете?

— Я ж командир, — усмехнулась я.

Она тряхнула фиолетовыми локонами и снова уткнулась в планшет.

— Золотисто-серый «Арктур» в отсек командира, «Герцогиню Мальборо» в первую каюту, — она вежливо улыбнулась. — Отгрузка уже начата. За ночь смонтируем. Если не понравится, позже доработаем или заменим. Счастливого полёта.

Я вышла из студии слегка ошалевшая. Конечно, раньше мы тоже работали с дизайнерами, обставляя наши каюты, но вот так выбирать готовые интерьеры, да ещё такие разные… Как быстро всё меняется. А Хок, похоже, к этому уже привык и даже чётко уяснил, чего он хочет.

— Халтурщики, — неожиданно проворчал он. — Они должны были показать голографии интерьеров в студии. И дать походить, посмотреть. Может, мне что-то не понравится.

— Сегодня выходной, — виновато улыбнулся Джонни, который ждал нас в холле на диване под раскидистым фикусом. — Джемму вытащили с дискотеки и с трудом оторвали от её парня. Он завтра улетает на Орму.

— На Джемму я не сержусь. Но если меня что-то не устроит, таскать мебель будете вы, лейтенант! — сверкнул глазами Хок.

Он просто дурачился, но Джонни радостно закивал, а потом хитро подмигнул:

— В ресторан?

В одном Джонни был абсолютно прав: название ресторана не имело ни малейшего отношения ни к медицине, ни к Средней Азии. Оно вообще не имело никакого отношения к Земле. Второй помощник доставил нас к подъезду ресторана на каре и категорически отказался идти внутрь, заявив, что будет ждать неподалеку в «собачне». Я сразу же уточнила, не имеет ли это загадочное заведение отношение к собачьим боям, что решительно не поощряется на Земле. Он пояснил, что это всего лишь вегетарианское кафе, где нет ни одной собаки. Просто хозяину понравилось слово. Наверно, у них тут обычай такой, называть свои заведения первым же понравившимся инопланетным словом.

Подъездом этот вход я назвала по привычке. Никакого подъезда не было. Был полукруглый вход в тёмную пещеру, освещённую тусклыми разноцветными лампочками. Возле входа нас встретил одетый под матадора толстяк неизвестной мне расы. Он долго кланялся, что-то булькал и махал руками, приглашая войти внутрь.

Из темноты веяло сыростью и холодом. Идти не хотелось, но я подумала, что с моими спутниками можно рискнуть спуститься на пару метров под землю, и мы пошли за толстяком-матадором.

Длинный коридор карстовой пещеры, как и положено, украшенный всякими там сталактитами и сталагмитами, привёл нас в низкий продолговатый зал, где на обширном пространстве были разбросаны на некотором расстоянии небольшие эстрады, а на них стояли столы, покрытые довольно чистыми скатертями. Эти эстрады были совсем не лишними, потому что позволяли посетителям находиться подальше друг от друга. Это было удобно, особенно если учесть, что слева от нас располагался чан, из которого торчала голубоватая голова осьминога, далеко не такого симпатичного, как Аликова Нимфа. Я знала, что такие спруты имеют дурной нрав и больно стреляются электричеством. К тому же, спустя минуту, на эстраду заполз официант с металлическим ведром и вытряхнул в чан что-то копошащееся. Больше я ничего разглядывать не стала.

Других спрутов на горизонте не наблюдалась, зато я увидела алкорцев в белотканых тогах, несколько компаний ормийцев в военной форме, и наших — в разноцветных форменках родных звездолётов. Это меня несколько ободрило, а когда официант цвета молодой крапивы с рожками, но тоже в костюме матадора, принёс меню, я и вовсе успокоилась. Заказав шампанское и блюда, явно извлечённые из банок, купленных с наших космофлотовских складов, мы стали ждать шоу.

Сначала на самую высокую и большую эстраду поднялась ормийка и спела пару любовных гимнов, слегка подтанцовывая, а, вернее, извиваясь всем телом и всеми четырьмя конечностями. Довольно красиво, но я видала и получше.

Потом на площадку выскочила группа молодых чертенят в разноцветных шёлковых трико и устроила весёлую неразбериху. Только через пару минут до меня дошло, что это не потасовка, а акробатический номер. Они весело подкидывали друг друга, ловили за копытца, крутили, как на карусели, и даже пару раз отпускали, правда, на краю эстрады постоянно кто-то дежурил, так что зрители были защищены от случайного попадания.

Еду нам принесли вскоре, что объяснялось именно тем, что её быстренько вытряхнули из банок на тарелки и подогрели. Шампанское оказалось канадским и даже охлаждённым, что в далёком космосе могло быть пределом мечтаний. Пока мы ели и поглядывали изредка на эстраду, в зале разносился неясный гул множества голосов. Посетители общались, пили, ели и, как и мы, изредка поглядывали на сцену.

И вдруг наступила тишина. Я с удивлением осмотрелась по сторонам и заметила, что все, даже осьминог, неотрывно смотрят в центр зала. В этой звенящей тишине тревожно загрохотал барабан, заструилась причудливая мелодия флейты, из углов зала раздался звон бубенцов. Обернувшись к сцене, я увидела на ней в свете прожекторов высокую стройную фигуру, окутанную языками пламени. Она медленно подняла руки, заколебалась вслед за флейтой, и начался самый поразительный танец, который я видела когда-либо в своей жизни.

Я, как заворожённая, смотрела на гибкий силуэт, окутанный алыми и чёрными всплесками, ритмично извивающийся на высокой округлой сцене. Танец был подобен трепету огонька свечи, сражающемуся с ночной тьмой, языку пламени, переплетённому со струйками чёрного дыма. Смуглый блеск кожи, внезапно вспыхивающий в лучах прожекторов меж складками одеяния, блеск золотых браслетов на лодыжках и запястьях и чёрная грива блестящих шёлковых кудрей приковывали взгляд. Горячий перестук барабанов, щемящее пение флейт и звон медных колокольцев задавали ритм странному чарующему танцу, которым жило это наполненное страстью, нечеловечески гибкое тело. Оно мгновенно отвечало на призыв звучащей из темноты музыки, то напряжённо выгибаясь как натянутый лук, то извиваясь подобно ползущей по раскаленному песку змее. Каждое движение, изгиб спины, стремительный поворот, от которого чёрным облаком взлетали мерцающие кудри, взмах изящных напряженных рук притягивали взгляд и проникали в сердце, от чего в мыслях звучало лишь одно: «Я не видела такого никогда. Я никогда больше такого не увижу». Это был миг чуда, магической и чувственной тайны, которую так хотелось запечатлеть в памяти навсегда. А в душе уже оживали пряные ароматы далёких восточных ночей, голубые минареты на фоне звёздной вуали неба, безумная соловьиная трель и вторящий ей звон воды в старом арыке.